В объятиях Шамбалы

— Вполне возможно, что один из фрагментов легендарного камня Шантамани (по-тибетски — Норбу-Ринпоче) находится там — в Месте Голодного Черта, — подумал я. — А почему бы нет? Фрагмент этого чудесного камня тоже должен иметь защиту, такую же защиту, как и основной камень Шантамани, расположенный, по нашему мнению, внутри совершенно недоступной пирамиды Малого Кайласа. Вполне возможно, что Голодный Черт послан Кайласом для того, чтобы защищать фрагмент камня Шантамани.

Я тихонько вылез из палатки, достал за — мызганный умывальный набор в полиэтиленовом мешке с полотенцем, похожим на половую тряпку, и с удовольствием, побрившись, умылся в ручейке, напоследок даже отмыв давно не мытое зеркальце и поморщившись от прикосновения к лицу «половой тряпки».

Потом я разжег примус, вскипятил воду для приготовления каши и громко, вспомнив Альберта, заорал:

— Подъем! Подъем! Финальная стадия подъема! Вставайте, е-к-л-м-н!

Ребята выползали из палаток. Я любовался их заспанными лицами, ощущая свежесть своего умытого и даже побритого лица.

Разговор с монахом Тленнурпу

Когда мы позавтракали, я подошел к проводнику Тату и стал уговаривать его устроить мне встречу с монахом Тленнурпу втихаря, без разрешения «водителя» Лан-Винь-Е, который должен был ждать нас там же, в монастыре Чу-Гомпа.

— Нет, нет, нет! — вскричал проводник Тату. — Этого нельзя делать! Лан-Винь-Е видит все! От него трудно скрыться! Лучше поговорить с Лань-Винь-Е.

Мы с Тату и Равилем угрюмо побрели по ровному полю в сторону монастыря Чу-Гомпа.

Лань-Винь-Е встретил нас первым. Его восточное лицо не выражало никаких эмоций. Я, вложив всю свою психическую энергию во взгляд, попросил его разрешения вновь поговорить с монахом Тленнурпу. Лань-Винь-Е на удивление легко разрешил мне это, но в его присутствии.

Когда мы встретились с монахом, я обратился к нему:

— Дорогой монах! Я бы хотел продолжить наш разговор о Месте Голодного Черта. Сегодня я хочу пойти туда… — сказал я.

— Туда? — монах Тленнурпу поднял брови, а глаза его расширились.

— Да.

— Не ходите туда. Это заколдованное место.

— Вы были там?

— Да, я был там… один. Вдвоем туда ходить нельзя. Я понимаю…

— Динь, динь, динь, динь, — вставился в разговор Лан-Винь-Е, толкнув в плечо «переводчика» Тату, знавшего, кроме родного тибетского языка, еще и английский и китайский.

— Дуау, дуау, дуау…. — стал отвечать ему Тату, из чего я «понял», что Тату поведал о моем желании пойти к Месту Голодного Черта.

— Бя, бя, бя, бя, — стал говорить Лан-Винь-Е, из чего я «понял», что он против моего желания.

— Позвольте мне продолжить мой разговор с монахом! — попросил я.

— Please, — первым ответил Тату.

— Как Вы себя чувствовали там, в Месте Голодного Черта, дорогой монах?

Тленнурпу поднял на меня темно-карие глаза и ответил:

— Плохо.

Ну… — монах замешкался, — ну… злым становишься там.

— Сильно злым?

— Сильно.

— Хочется убить кого-нибудь?

— Ну… Злишься там сильно все плохим кажется. Плохие мысли в голову лезут, короче, — ответил монах.

— А если бы рядом был друг? — я пристально посмотрел на монаха.

Монах посмотрел на меня и уклончиво сказал:

— Туда можно ходить только в одиночку и… только…

— Только…?

Только после того, как человек совершит священную па-рикраму вокруг Кайласа. Кайлас очищает человека, сильно очищает, поэтому, став более чистым, там можно выжить.

— А не «очищенные» люди там выживают?

— Нет.

— Никогда?

— Никогда! — монах опустил глаза и исподлобья зыркнул на Лан-Винь-Е.

Я знал, что уже совершил парикраму, поэтому я тоже мог… выжить.

— «Неочищенные» люди туда ходят? — продолжал я.

— Нет… Они боятся смерти. Кто же хочет умереть?

— Совсем не ходят?

— Ну… если только не знают.

— А как умирают люди в Месте Голодного Черта?

Они обычно… просят Бога, чтобы их тело… окаменело, — монах как бы виновато посмотрел на меня, видимо, понимая, что для европейца понятие «окаменеть» кажется глупым и фантастичным.

— Ну и… окаменел кто-нибудь? — усмехнулся я.

— Окаменеть — это счастье, — с напором сказал монах. — Он, Бог, только избранным давал такое счастье — окаменеть. А простым людям он не дает этого счастья. Простые люди там просто умирают, а их кости растаскивают грифы и орлы. — Окаменеть, значит… — только и проговорил я.

— Это очень хорошо — окаменеть, — простодушно добавил монах.

В тот момент я уже знал про феномен Сомати, то есть про феномен самоконсервации человеческого тела, когда высочайшего уровня йог за счет медитации мог перевести воду своего организма (как я думаю!) в воду 4-го состояния, после чего обменные процессы останавливались и тело переходило в так называемое «ка-менно-неподвижное состояние», способное сохраняться тысячи и даже миллионы лет при температуре +4°С. Я сам, не совсем понимая почему, интерпретировал гипотетическую воду 4-го состояния как воду, похожую на ту, которая содержится в… хрящах. А хрящи, как известно, имеют склонность к минерализации, то есть к накоплению в них минеральных веществ, в частности, солей кальция. Из этого можно было сделать вывод, что тело человека в Сомати может… подвергнуться минерализации или… окаменеть.