В объятиях Шамбалы

Когда Тату перевел эти слова, Лан-Винь-Е опустил глаза и, покачивая головой, почти прошептал:

— У нас не хватит бензина…

У меня сузились зрачки.

— Я никогда не думал, что представитель великой китайской нации может быть трусом, — раскаленным шепотом произнес я. — Тату, переведи это!

Тату перевел.

Лан-Винь-Е побагровел. У него сжались кулаки. Он встал. Я тоже встал. У Лан-Винь-Е подергивался уголок рта. Я смотрел ему в глаза. Он тоже.

Потом я нагнулся, взял в руки фляжку со спиртом, налил хорошую дозу в кружку и подал ее Лан-Винь-Е. Он отодвинул мою руку с кружкой. Я выпил спирт сам. Потом налил снова хорошую дозу спирта и снова протянул Лан-Винь-Е. Он опять отодвинул кружку. Я опять выпил.

Наступила гробовая тишина.

Я налил третью кружку и вновь протянул ее Лан-Винь-Е. Он взял ее.

— Завтра мы выедем пораньше. Вы с Тату останетесь за 10 — 20 км до Места Голодного Черта, а дальше я пойду пешком. Один.

А вы будете ждать меня, — ледяным тоном, не терпящим возражений, произнес я.

Лан-Винь-Е продолжал держать кружку. Я налил еще, себе и Тату. Я выпил первым. Вслед за мной выпил Тату, а затем и… Лан-Винь-Е.

Потом… мы поели китайских супчиков. Было вкусно.

Ночью я спал хорошо. Желудок не болел.

Навстречу Голодному Черту

Утром, обращая особое внимание на заполнение бака, Лан-Винь-Е осмотрел машину. Мы — Тату, Лань-Винь-Е и я сели в нее и поехали в направлении, которое я указал по компасу. Мы медленно ехали по целине, преодолевая холм за холмом. Периодически я выходил из машины, чтобы сверить направление по компасу. Вскоре местность начала понижаться, и по характеру ее я понял, что километров через 12-15 мы окажемся у речки.

На первом же бугре я остановил машину, вышел из нее, достал бинокль и стал смотреть вперед. У меня заколотилось сердце. Прямо по ходу, на той стороне речки, я увидел группу скал, как бы торчащих из земли.

— Вот оно — Место Голодного Черта! — прошептал я. — Я нашел его! Я нашел его! Я нашел… нашел… нашел…

Я попросил Тату и Лан-Винь-Е выйти из машины.

— Заколдованное место вон там, — я показал рукой. — Ждите меня здесь. Мне надо пройти 12— 15 км туда и столько же обратно.

Если наступит темнота, включите фары… в мою сторону. А если я не вернусь, подождите еще один день… но не ищите.

Потом я полез в рюкзачок, достал фляжку со спиртом и протянул ее Тату с Лан-Винь-Е.

— Выпейте! Чо так сидеть-то?!

А потом я опять полез в рюкзачок, достал фотоаппарат и попросил Тату сфотографировать меня, уходящего… туда. Тату сделал это.

— Фотоаппарат-то возьми! — крикнул он мне вслед.

— Оставь его! — крикнул я в ответ.

Я уходил к Месту Голодного Черта.

Бугор за бугром, низину за низиной преодолевал я, шагая по азимуту к Месту Голодного Черта. Порой я уставал и садился на землю, чтобы отдохнуть; все же высота была не менее 4600 метров .

Вскоре я приблизился к речке. Скальные выходы, обозначающие Место Голодного Черта, становились все лучше видимыми. А я все шел и шел вперед.

— Лишь бы не особенно запачкаться! — думал я, шагая.

— Как это сделать? Как найти баланс между любопытством и тибетскими предречениями? Верить ли в существование Черного Ангела по прозвищу Голодный Черт или нет? Не осталось ли там свидетельств существования древнего тибетского Вавилона, где был «выпестован» земной человек? Там ли находится фрагмент камня Шантамани?

Эти мысли, конечно же, увлекали меня. Исследовательский инстинкт глубоко сидел в моем сознании и, как мне казалось, напоминал любопытство кошки, которая сиганула (выбежала!) в коридор и начала обнюхивать каждый угол, сама не зная, почему она это делает. Но самым неприятным в этом сравнении было то, что кошка, обнюхав углы коридора, начинала валяться, как бы «отмечая» (то ли запахом, то ли чем-то еще) тот факт, что она была здесь. Вот и я… ведомый исследовательским инстинктом, нередко походил на пресловутую кошку, желая посетить то или иное загадочное место лишь с той целью, чтобы «отметиться» там, хотя у меня, конечно же, хватало ума на то, чтобы… не валяться. Вот и сейчас я шел, может быть, всего лишь за тем, чтобы … отметиться.

Сравнение с кошкой, естественно, не могло ублажить моего самолюбия. Я даже приостановился, подумав — а стоит ли вообще идти туда?! Но… «кошачье» любопытство было столь велико, что я по-бычьи согнул шею и, как осел, упрямо зашагал вперед.

Я все шел и шел, шагая по тибетским кочкам. Погода была хорошей. На душе было легко. Желудок не болел.

— И каков же ты, Голодный Черт? — залихватски думал я.