В объятиях смерти

— Ну, а я прекрасно представляю. Как-то раз, еще в Нью-Йорке, я разрядил свой револьвер в такое животное, накачавшееся наркотиками. Всадил ублюдку четыре пули в верхнюю часть туловища, и это его даже не притормозило. Как в кошмаре Стивена Кинга — парень шел на меня, словно чертов живой мертвец.

В карманах моего лабораторного халата я нашла кое-какие тряпки и принялась вытирать с рук ружейное масло и растворитель.

— Псих, который гонял Берил по ее дому, док, точно такой же, как тот лунатик, о котором я только что рассказывал. Что бы им ни двигало, он не остановится, если уж начал.

— Тот человек в Нью-Йорке, он умер?

— О да. В реанимации. Мы оба ехали в госпиталь в одной машине «скорой помощи». Вот это было путешествие!

— Ты был сильно ранен?

Марино ответил с непроницаемым лицом:

— Нет. Семьдесят восемь швов. Поверхностные раны. Ты никогда не видела меня без рубашки. У парня был нож.

— Какой ужас, — пробормотала я.

— Я не люблю ножи, док.

— И я тоже.

Мы направились к выходу. Я чувствовала себя перемазанной ружейным маслом и пороховой сажей. Стрельба гораздо более грязное занятие, чем воображают многие люди.

Не останавливаясь, Марино достал свой бумажник и вручил мне маленькую белую карточку.

— Я не заполняла заявление, — сказала я, с изумлением уставившись в лицензию на право ношения личного оружия.

— Да, но судья Рейнхард весьма расположен ко мне.

— Спасибо, Марино, — поблагодарила я. Придерживая для меня дверь, он улыбнулся.

* * *

Несмотря на указания Уэсли и Марино, а также вопреки собственному благоразумию, я-таки задержалась в здании до темноты. Стоянка к этому времени уже опустела. Я махнула рукой на свой рабочий стол, но взгляд на календарь почти доконал меня.

Роза систематически занималась реорганизацией моей жизни. Встречи переносились на недели вперед или отменялись, а лекции и показательные вскрытия передавались Филдингу. Член комиссии по делам здравоохранения, мой непосредственный босс, трижды пытался связаться со мной и, в конце концов, заинтересовался, не заболела ли я?

Филдинг стал настоящим специалистом по части замещения меня. Роза печатала для него протоколы вскрытии и микро-распоряжения. Теперь она работала на него. Солнце вставало и садилось, отдел продолжал работать без помех, потому что я прекрасно подобрала и натренировала свой персонал. Интересно, думала я, как чувствовал себя Бог, создав мир, который посчитал, что не нуждается в своем Создателе?

Я не отправилась сразу же домой, а поехала в «Уютные сады». На стенках лифта висели все те же самые устаревшие объявления. Я поднималась наверх с изнуренной маленькой женщиной, не отрывавшей от меня унылых глаз, которая держалась за костыли, как птица, уцепившаяся за сук.

Я не предупредила миссис Мактигю о своем визите. Когда после нескольких громких стуков дверь с номером 378 наконец открылась, она недоуменно выглянула из своей комнаты, заполненной мебелью и громким шумом телевизора.

— Миссис Мактигю? — Я снова представилась, совсем не уверенная, что она вспомнит меня.

Дверь открылась шире, и ее лицо просветлело:

— Да. Ну конечно же! Как замечательно, что вы зашли. Входите, пожалуйста!

Она была одета в розовый стеганый халат и такого же цвета шлепанцы. Когда я прошла за ней в гостиную, она выключила телевизор и убрала плед с дивана, где она, очевидно, ужинала кексом с соком и смотрела вечерние новости.

— Пожалуйста, простите меня, я прервала ваш ужин, — извинилась я.

— О, нет. Я просто решила перекусить. Могу я предложить вам что-нибудь выпить и подкрепиться? — быстро проговорила она.

Вежливо отказавшись, я присела, пока она суетилась вокруг, наводя порядок. Мое сердце больно царапнули воспоминания о бабушке, которую чувство юмора не покинуло, даже когда ее тело превратилось в полную развалину. Никогда не забуду, как летом, незадолго до своей смерти, она приехала в Майами. Я взяла ее с собой за покупками, и на ее импровизированном подгузнике из мужских трусов и прокладок «Котекс» расстегнулась английская булавка. И вот, посреди «Вулворта» все это хозяйство сползло вниз до ее колен. Она стоически переносила эту неприятность, пока мы торопливо разыскивали женский туалет и при этом так хохотали, что я тоже чуть было не утратила контроль над своим мочевым пузырем.

— Говорят, что ночью может пойти снег, — усаживаясь, заметила миссис Мактигю.

— На улице очень сыро, — ответила я рассеянно, — и достаточно холодно, чтобы пошел снег.

— Впрочем, я не верю, когда они предсказывают, что он не растает.

— Я не люблю ездить по снегу. — Моя голова была занята тяжелыми, неприятными мыслями.

— Возможно, в этом, году будет белое Рождество. Это было бы так необычно, не правда ли?

— Да, это было бы необычно. — Я тщетно пыталась обнаружить следы пишущей машинки.

— Не помню, когда последний раз у нас было белое Рождество.

Возбужденной болтовней она пыталась прикрыть свою нервозность. Знала, что я пришла не просто так, и вряд ли принесла хорошие новости.

— Вы уверены, что ничего не хотите? Рюмку портвейна?

— Нет, спасибо, — отказалась я.

Молчание.