В объятиях смерти

Я пыталась вспомнить, что мне известно о Харпере, который лет двадцать назад написал один роман и получил Пулитцеровскую премию. Легендарный затворник, он жил вместе с сестрой. Или это его тетя? По поводу личной жизни Харпера ходило множество слухов. Чем больше он отказывался от интервью и избегал репортеров, тем больше ползло слухов.

Я зажгла сигарету.

— Я думал, ты бросила, — сказал Марк.

— Это бы потребовало удаления передней доли моего мозга.

— Вот то немногое, что я знаю. У Берил были какие-то взаимоотношения с Харпером, когда она была еще девчонкой и некоторое время после того, как ей исполнилось двадцать. Одно время она вообще жила в его доме с ним и его сестрой. Берил была честолюбива и талантлива, возможно, он относился к ней как к дочери, которой у него никогда не было. С помощью его связей она издала свою первую книгу, когда ей было всего двадцать два года, своего рода квазилитературный роман, который она опубликовала под именем Стреттон. Харпер даже снизошел до того, что напечатал на обложке книги что-то вроде рецензии по поводу новой восхитительной писательницы, которую он представляет читателю. Это многих удивило. Ее роман был скорее коммерческой писаниной, чем литературой, а от Харпера никто не слышал ни слова многие годы.

— Какое это имеет отношение к конфликту с контрактом?

Марк ответил довольно невразумительно:

— Для молодой леди, восхищавшейся своим идеалом, Харпер, по-видимому, был сказочным принцем, а на самом деле — он лукавый ублюдок. Перед тем как устроить ей публикацию, он вынудил ее подписать контракт, запрещавший ей писать хотя бы слово о нем или о чем-нибудь, имеющем к нему отношение, до тех пор, пока он и его сестра живы. Харпер сейчас идет только шестой десяток, его сестра несколькими годами старше. По сути дела, контракт связывал Берил на всю жизнь, лишал ее возможности писать мемуары, ведь это невозможно сделать, не упоминая Харпера?

— Может быть, она и, смогла бы, — ответила я, — но без упоминания Харпера книга бы не раскупалась.

— Именно так.

— Почему она пользовалась литературными псевдонимами? Это было частью ее договора с Харпером?

— Думаю, что да. Мне кажется, он хотел, чтобы Берил оставалась его секретом. Он обеспечил ей литературный успех, но хотел закрыть ее от всего мира. Имя Берил Медисон не слишком хорошо известно несмотря на то, что ее романы имели коммерческий успех.

— Могу я предположить, что она была на грани нарушения этого контракта, и по этому поводу обратилась к «Орндорфф и Бергер»?

Марк отхлебнул из стакана.

— Позволь тебе напомнить, что она не была моей клиенткой. Поэтому я не знаю всех подробностей. Но у меня было впечатление, что она загорелась написать нечто замечательное. А вот то, о чем ты, наверное, уже знаешь: ей кто-то угрожал, изводил ее...

— Когда?

— Прошлой зимой, примерно в то время, когда я виделся с ней за ленчем. По-моему, это было в конце февраля.

— Продолжай, — заинтересовалась я.

— У нее не было никаких предположений насчет того, кто ей угрожает. Началось ли это до того, как она решила написать то, что задумала, или после — я не могу сказать с уверенностью.

— Как она собиралась выходить из положения. Я имею в виду нарушение условий контракта?

— Указание, которому следовал Спарацино, было таким: проинформировать Харпера, что у него есть выбор. Он мог работать с нею вместе, осуществляя таким образом своего рода контроль над конечным результатом. Харперу предоставлялись бы ограниченные права цензора. В противном случае, он бы оказался сукиным сыном, и Спарацино поднял бы по этому поводу шум в газетах и в «Шестидесяти минутах». Харпер был связан по рукам и ногам. Бесспорно, он мог бы подать на Берил в суд, но у нее было не так много денег, и процесс стоил бы ему больше, чем он мог бы с нее получить. К тому же тяжба послужила бы хорошей рекламой для книги Берил. Так что, на самом деле, Харпер проигрывал в любом случае.

— А он не мог добиться судебного запрета на публикацию? — спросила я.

— Это вызвало бы только еще больший интерес публики. А чтобы заткнуть рот прессе, ему бы потребовались миллионы.

— Теперь она мертва. — Я смотрела, как дымится в пепельнице моя сигарета. — Я полагаю, книга не окончена. У Харпера нет никаких проблем. Ты это имеешь в виду, Марк? Что, Харпер, возможно, замешан в ее убийстве?

— Я просто делюсь с тобой информацией, — сказал он.

Эти ясные глаза смотрели мне прямо в душу.

Я почувствовала себя неуютно, вспоминая, какими недостижимо далекими бывали они иногда.

— О чем ты думаешь? — поинтересовался он.

Я не сказала ему, о чем я думала. А на самом деле мне показалось очень странным, что Марк рассказывает мне все это. Берил не была его клиенткой, но он знал законы профессиональной этики юриста, которые совершенно ясно говорили о том, что ответственность за информацию, которой владеет любой из сотрудников фирмы, распространяется на всех остальных. Он почти нарушил приличия, и это было настолько же непохоже на щепетильного Марка Джеймса, которого я помнила, как если бы он появился в моем доме, щеголяя татуировкой.