В объятиях смерти

— Я выписал все, что знаю об этих последних смертях: Берил Медисон, Кери Харпер, Стерлинг Харпер. В них есть все внешние атрибуты таинственного романа, не так ли? А теперь еще эта интрига с пропавшей рукописью, в которую, якобы, замешан отдел медицинской экспертизы. Я хочу кое-что сказать тебе, Кей. Во-первых, если кто-нибудь еще позвонит по поводу рукописи, то ты значительно облегчишь себе жизнь, переадресовав заинтересованную сторону ко мне. Я вполне могу ожидать, что последуют кое-какие сфабрикованные судебные разбирательства. Теперь я подключу свой аппарат, посмотрим, сможем ли мы в столь критическом положении отвлечь внимание толпы. Во-вторых — и я очень тщательно взвесил эту мысль, — ты должна быть похожа на айсберг.

— Что ты имеешь в виду? — тревожно спросила я.

— Над поверхностью должна выступать всего лишь малая часть того, что есть на самом деле, — ответил он. — Это совсем не то же самое, что «не вылезать», хотя именно этим ты и будешь заниматься, то есть — минимум заявлений для прессы. И постарайся выдавать как можно меньше информации. — Он снова начал крутить цепочку часов. — А уровень твоей активности, или, если хочешь, вовлеченности, пусть будет обратно пропорционален твоей «незаметности».

— Моей вовлеченности? — воскликнула я протестующе. — Таким витиеватым способом ты хочешь сказать, чтобы я занималась только своей работой — ничем, кроме своей работы, — и поменьше привлекала внимание к своему отделу?

— И да, и нет. Да — в смысле «занимайся своей работой». А вот что касается «поменьше привлекать внимание к отделу медицинской экспертизы», то, боюсь, ты не сможешь это контролировать. — Он замолчал, сложив руки на столе. — Я в достаточной мере знаком с Робертом Спарацино.

— Ты встречался с ним? — спросила я.

— Я имел несчастье познакомиться с ним на юридическом факультете, — ответил Итридж.

Я недоверчиво взглянула на него.

— В Колумбийском университете, — продолжал Итридж. — Тучный, заносчивый молодой человек с серьезным дефектом характера. Притом, он был очень способным, мог бы окончить лучше всех в выпуске и получить должность секретаря главного юриста, если бы не я. — Итридж помолчал. — Я поехал в Вашингтон, довольный тем, что мне повезло работать на Хьюго Блека, а Роберт остался в Нью-Йорке.

— Он простил тебе это? — во мне зашевелились смутные подозрения. — Полагаю, тогда имела место серьезная конкуренция? Он когда-нибудь простил тебя за то, что ты обскакал его?

— Он никогда не забывал послать мне рождественскую открытку, — ответил Итридж бесстрастно, — компьютерную распечатку с факсимиле его подписи и без указания моего имени, достаточно безличную, чтобы быть оскорбительной.

Теперь стало более понятно, почему Итридж хотел, чтобы сражениями со Спарацино занимался офис главного прокурора.

— Ты не допускаешь, что он устроил мне все эти неприятности с единственной целью — достать тебя? — предположила я нерешительно.

— То есть? Ты хочешь сказать, что потерянная рукопись это только уловка? И он поднимает шум на весь штат, чтобы таким образом косвенно повредить моему престижу и добавить мне головной боли? — Итридж мрачно улыбнулся. — Маловероятно, что все дело только в этом.

— Но дополнительным стимулом это вполне может быть. Он должен знать, что любые юридические недоразумения и возможные тяжбы, в которых окажется замешан мой отдел, станут предметом разбирательства главного прокурора штата, а мне помнится, ты говорил, что он мстительный человек.

Пальцы Итриджа забарабанили по столу. Он заговорил глядя в сторону:

— Позволь рассказать тебе кое-что из того, что я слышал о Роберте Спарацино во времена нашего совместного пребывания в Колумбийском университете. Его родители развелись. Он жил со своей матерью, а его отец греб деньги лопатой на Уолл-Стрит. Очевидно, несколько раз в год ребенок посещал своего отца в Нью-Йорке. Мальчик рано развился, много читал и был увлечен миром литературы. Во время одного из визитов он сумел уговорить отца взять его с собой на ленч в «Алгонкин», в тот день, когда предполагалось присутствие Дороти Паркер с ее «круглым столом». Роберт, которому тогда было не больше девяти-десяти лет, спланировал все заранее. Согласно той истории, которую он рассказывал за выпивкой нескольким приятелям в Колумбийском университете, он собирался приблизиться к столику Дороти Паркер, подать ей руку и представиться следующим образом: «Мисс Паркер, какое наслаждение встретиться с вами», — и так далее. Когда же он подошел к ее столику, у него неожиданно вырвалось: «Мисс Паркер, какая встреча насладиться вами». И тогда Дороти посмеялась над ним так, как умела делать только она: «Я слышала это от многих мужчин, но никто из них не был столь молод, как ты». Грохнувший вслед за этим хохот уничтожил, унизил мальчика. И он никогда этого не забыл.

Образ маленького толстяка, протягивающего потную руку и произносящего эти слова, был настолько жалким, что я не засмеялась. Если бы я была унижена героиней своего детства, то тоже никогда бы этого не забыла.