– Мы и не думали оскорбить вас, мисс Уоррен, – осторожно сказал полковник, наблюдая за искорками раздражения, вспыхнувшими в ее изумрудных глазах. – Просто не стоит забивать прелестную головку такими скучными вещами.
– Я не разделяю безнадежно устаревшего убеждения в том, что назначение женщины не распространяется за рамки ведения домашнего хозяйства, что она не способна принимать важные решения и не должна высказывать своего мнения по государственным вопросам.
Сирена еще больше разозлилась, увидев ошеломленное выражение на лицах онемевших слушателей. За одним исключением. Трейгер Грейсон преспокойно потягивал бренди, только ироничная улыбка кривила его чувственные губы.
– И мне не нравится, когда меня выставляют за дверь, словно я не имею права…
– Довольно, Сирена! – рявкнул Брендон, считая себя обязанным поставить на место свою невесту. – Ты вмешиваешься в дела мужчин.
Она язвительно усмехнулась, придравшись к выбору слов.
– Дела мужчин? Уверяю тебя, Брендон, женщины страдают от войны ничуть не меньше. Глядя на вас всех, я начинаю думать, что у патриотов есть немало оснований для недовольства. Вы подавляете их, лишаете элементарных прав точно так же, как сейчас обошлись со мной только потому, что я женщина. Вы принимаете решения и навязываете их другим, не считаясь ни с кем. Корона поступает с колониямвесьма неразумно, возлагая на них непосильное бремя налогов и притесняя, словно рабов. Если бы вы, благородные джентльмены, хоть раз побывали в шкуре колонистов, то наверняка сочли бы ее чересчур тесной, жесткой и холодной.
– Сирена, следи за своим языком! – воскликнул ее отец, находясь на грани сердечного приступа. Склонность Сирены открыто выступать против несправедливости не была для него новостью, но Митчел никогда не думал, что девушка может зайти так далеко. – Если бы ты не находилась среди друзей, твои слова могли бы превратно истолковать.
Несмотря на возможные последствия, Сирена не сожалела о сказанном и готова была выпалить: «У меня своя голова на плечах, и я не позволю, чтобы со мной обращались как с прокаженной!» Она подняла руку, останавливая приближающегося к ней взбешенного Брендона.
– Пока ты не приступил к моему воспитанию, сообщаю тебе, что свадьбы не будет. А потому нечего смущаться, будто тебя кастрировали в присутствии однополчан. – Ее тон был таким невинным, а улыбка столь милой, что прошла не одна секунда, прежде чем смысл сказанного дошел наконец до слушателей.
Но Сирене было все равно. Пришло время заявить о своей независимости, к тому же ей не терпелось раз и навсегда – избавиться от лицемерного Брендона с его консервативными взглядами.
– Ты не несешь за меня никакой ответственности, Брендон. Я в состоянии позаботиться о себе, что тебе следовало понять с самого начала. Ты совершил серьезную ошибку, попросив моей руки, а я допустила непростительную оплошность, полагая, что смогу изображать пустоголовую куклу, которая тебе нужна в качестве жены. – Она сделала грациозный реверанс, одарив собравшихся ослепительной улыбкой. – Всего хорошего, джентльмены.
В гробовом молчании Сирена выпорхнула из кабинета. Брендон ринулся за ней следом и рванул ее за руку.
– Ты, видимо, совсем лишилась рассудка, Сирена, – прорычал он, вне себя от ярости. – Клянусь, ты пожалеешь, что публично унизила меня.
Девушка бесстрашно вздернула подбородок, глядя в его искаженное злобой лицо.
– Сомневаюсь. Не смеши меня, Брендон. Ты размазня и трус и сделал все, что только мог, лишь бы уклониться от защиты собственных убеждений. Ты бы охотно предоставил эту привилегию британцам. Если бы сила сейчас была на стороне патриотов, я бы ничуть не удивилась, узнав, что ты придерживаешься их взглядов в надежде отсидеться и не принимать непосредственного участия в военных действиях.
И без того мрачное лицо Брендона потемнело как грозовая туча, и в гневе он тыльной стороной ладони ударил Сирену по лицу с такой силой, что она едва устояла на ногах.
– Проклятая сучка! – прошипел он. – Твой папаша совершил большую глупость, отправив тебя в эту шикарную школу. Надеюсь, скоро он это поймет. Ты слишком много о себе мнишь. – Брендон помахал пальцем переносом растерявшейся Сирены. – Мы еще встретимся, дорогая. Только уважение к твоему отцу удерживает меня от соблазна свернуть тебе шею.
Брендон вернулся в кабинет, дабы восстановить свое доброе имя, а Сирена бросилась прочь, прежде чем разразиться слезами. Будь он проклят, будь проклята ее собственная несдержанность! Долгожданный бал оказался сплошной нервотрепкой, в которой одна катастрофа следовала за другой.
Выйдя на крыльцо, она горько вздохнула, смахнула слезы и попыталась взять себя в руки. Взгляд ее упал на конюшню, и Сирена, перебежав лужайку, приказала оседлать жеребца.