В объятиях тени

— Нет. В Стране эльфов все по-другому — здесь я его не слышу. Мне не нужно ему прислуживать, и от этого я выздоравливаю быстрее. Раньше, когда я служил ему, мне понадобилось бы не меньше недели, а здесь раны уже почти затянулись.

— Ты его не слышишь?

— Не слышу. И впервые за сотню лет чувствую себя свободным, — сказал Томас так, будто и сам не мог в это поверить. — У меня нет хозяина, понимаешь? — Его глаза блеснули. — Я был рабом на протяжении четырех столетий! Хозяин распоряжался мною, как хотел; иногда мне казалось, что я уже никогда не буду свободным, — Томас оглядел мрачную камеру. — Но здесь эти правила, кажется, не действуют.

У меня на глаза навернулись слезы.

— Да, я заметила, — тихо сказала я.

Если бы здесь действовали все наши правила, Мак вытер бы об эльфов ноги.

— Что с тобой?

Я лишь молча покачала головой. Мне не хотелось об этом говорить, еще меньше хотелось думать, но… я не выдержала. Внезапно меня словно прорвало. В течение получаса я, заливаясь слезами, рассказывала Томасу, что с нами произошло. Но как выразить словами ту боль и страх, что пришлось пережить? Да он бы и не понял.

— Макэдам был великий воин. Он знал, на что идет. Вы все это знали.

Я бросила на него хмурый взгляд.

— Да, но он не должен был с нами идти! Это в наши планы не входило.

Томас пожал плечами.

— Планы меняются, особенно во время войны. Это известно каждому воину.

— Не смей так говорить! Ты его не знал! — резко сказала я. — Иначе ты не был бы таким… равнодушным.

Томас сверкнул глазами.

— Я не равнодушный, Кэсси. Этот маг помог мне попасть в Страну эльфов, помог скрыться от Сената. Я многим ему обязан. Я могу понять, чем он пожертвовал ради нас, и отдаю ему должное, не подвергая сомнению необходимость его жертвы.

— А я что, подвергаю?

— А разве нет? — Томас взглянул мне в глаза. — Он был старым, опытным воином, мужественным и храбрым. Он всегда поступал так, как считал нужным. И погиб он за то, во что верил, — за тебя. Так прояви к нему уважение и не подвергай сомнению его решение.

— Это решение привело его к смерти! Он не должен был идти с нами. — А я должна была искать Майру сама. Когда-то я дала себе клятву, что больше никто и никогда не погибнет из-за меня, и вот пожалуйста — очередная жертва. — Не нужно было ему в меня верить! В меня никто не должен верить!

— Почему? — с неподдельным интересом спросил Томас.

Я хихикнула, не хватало еще забиться в истерике.

— Потому что связаться со мной — значит получить билет в один конец, прямо навстречу гибели! Тебе бы следовало это знать.

У Томаса и до меня была куча проблем, но мне почему-то казалось, что их стало бы гораздо меньше, если бы он не встретил меня.

Томас покачал головой.

— Не бери на себя слишком много, Кэсси. Ты не можешь отвечать за чужие ошибки, не можешь решать чужие проблемы.

— Я знаю!

Но сколько бы я об этом ни думала, никого, кроме себя, я не могла обвинить в смерти Мака. Он отправился к эльфам из-за меня, он остался без оружия из-за меня и в конечном итоге погиб из-за меня.

— Знаешь? — Томас обнял меня за плечи. — В таком случае ты изменилась. — Теплые губы коснулись моих волос. — Наверное, эти вещи я понимаю лучше, ведь я дольше, чем ты, пробыл воином.

— Какой из меня воин?

— Когда-то я думал так же. Но когда в нашу деревню пришли испанцы, я сражался вместе со всеми, чтобы защитить наши поля и чтобы зимой у нас была пища. Тогда я потерял много друзей, Кэсси. Испанцы схватили человека, который был мне как родной отец. Когда он отказался сказать им, где мы спрятали собранный урожай, они разрезали его на куски и скормили собакам. После этого они увели с собой всех наших женщин, а деревню спалили дотла.

Все это Томас говорил ровным, спокойным тоном, словно речь шла о самых заурядных вещах. Заметив мой изумленный взгляд, он печально улыбнулся.

— Я скорбел о нем и вместе с тем с уважением относился к его решению. В знак особого почтения и уважения к его памяти я продолжил его дело — собрал тех, кто уцелел, и увел их в горы, чтобы люди остались свободны.

Томас замолчал. Рассказывать о своей прошлой жизни он не любил. Очевидно, Алехандро закончил то, что в свое время начали конкистадоры, по-своему убив оставшихся жителей деревни. Томас никогда мне об этом не рассказывал, а я не спрашивала — не хотела будить в нем тяжкие воспоминания.

Я решила сменить тему:

— Луи Сезар говорил, что твоя мать была знатной женщиной. Как вы оказались в деревне?

— После прихода конкистадоров у нас не осталось аристократии, только нищие. В те времена ты был либо европеец, либо никто. Моя мать была жрицей Инти, бога солнца и, согласно обету, должна была оставаться целомудренной до конца своих дней, но после падения Куско она стала добычей одного из конкистадоров. По законам войны с ней полагалось обращаться почтительно, но тот испанец был простым солдатом, сыном крестьянина из Эстремадуры, и ничего не знал о наших законах, да и не хотел знать. Он желал одного — награбить как можно больше, любыми путями. Мать его ненавидела.

— Как ей удалось бежать?