В объятиях убийцы

Я попыталась вырваться, но его рука сжимала меня как клещами. Белая маска склонилась надо мной, я слышала его свистящее дыхание.

– Хватит играть в дурацкие игры, – повторил он мои слова, – настало время для самой прекрасной, для самой упоительной игры на свете. – И с этими словами он дотронулся холодным лезвием ножа до моей шеи.

Я взвизгнула и снова попробовала вырваться из его рук, но эти попытки едва не стоили мне жизни – рванувшись, я наткнулась шеей на лезвие ножа. Он усмехнулся:

– Видишь, ты сама хочешь умереть. Смерть – это неосознанное желание каждого человека. Признайся в этом себе – и ты примешь ее с радостью.

– Отпусти меня, ублюдок, – прошептала я с ненавистью.

– Нет, ты сама не знаешь, о чем просишь. Послушай меня, я расскажу, что будет дальше. – С этими словами он слегка провел ножом по моей шее. – Сейчас лезвие нежно погрузится в твою плоть. Видишь, вот здесь бьется голубоватая жилка – хотя нет, ты, конечно, не видишь ее, – лезвие перережет ее, и темно-алая кровь хлынет фонтаном, заливая все вокруг, окрашивая все багряным цветом смерти. Я буду смотреть в твои глаза – они какое-то время еще будут живыми, в них будет светиться сознание… и ты поймешь меня в эти краткие прекрасные мгновения, ты поймешь, какой царский подарок…

В это мгновение я изловчилась и ударила его по лицу. Я не могла вырваться, но на то, чтобы съездить ему по морде, пока этот выродок расслабился и пел соловьем, сил хватило.

Он отшатнулся.

– Ты все испортила, такие прекрасные мгновения! Я ненавижу тебя.

Видимо, ударив, я сбила с его носа прищепку, изменявшую голос, и теперь он говорил своим собственным голосом. Голосом Максима.

Я была поражена, но этот голос я узнала бы из миллиона других голосов. Пелена спала с моих глаз. Мир перевернулся, только не с ног на голову, а наоборот, все наконец встало на свои места. Я вспомнила все недомолвки, все странности в поведении Максима, как он буквально преследовал меня и требовал встречи, а сам прятался и не хотел, чтобы нас видели вместе, а я, дура, думала, что он боится журналистов. Эти полупустые рестораны, подозрительная квартира, ведь я абсолютно его не интересовала, но зачем же, зачем… Что-то внутри меня уже давно знало правду. Я не хотела знать эту правду, поэтому заглушала свой внутренний голос, но именно поэтому я не хотела встреч с Максимом и близости с ним.

– Максим, – сказала я устало, – зачем все это? Что тебе сделали все эти люди? Что тебе сделала я? Или у вас, в Москве, теперь так развлекаются?

Он отступил на шаг, отпустил руку, сжимавшую нож, и, воспользовавшись этим, я бросилась к двери. Видимо, разоблачение на какой-то миг выбило его из колеи, но на этот раз я успела выскочить в коридор.

Однако далеко убежать я не смогла: он нагнал меня, схватил за волосы и резким рывком развернул к себе. В который уже раз за эти страшные минуты я увидела близко-близко белую маску пингвина, маленькие черные глазки, крючковатый нос… А еще говорят, что пингвины – безобидные, добродушные, симпатичные птицы…

– Ты спрашиваешь, зачем все это, – прошептал он свистящим шепотом. – Затем, что все вокруг пропитано ненавистью и предательством! Это Подрезов, всеобщий любимец, рубаха-парень… Он крутился вокруг меня – ах, сделаем передачу, ах, портрет нашего современника, ах, чего добиваются питерцы! Вынюхивал, выспрашивал, собирал материалы, – ты думаешь, из любви к правде, из журналистского долга? Думаешь, ему было дело до природы, до детей? Он хотел раскрыть глаза телезрителям на махинации вокруг экологических проектов? Да он просто хотел на этом заработать, как и все вокруг!

– Но на чем заработать? Чем же ты занимаешься?

– Ах, нам интересно! Ну, слушай, все равно никому уже ничего не расскажешь. Экология сейчас на первом месте, особенно в нашем загаженном городе. Нужны очень дорогие современные воздухоочистительные сооружения, иначе вы все тут постепенно подохнете, и дети будут уродами. Это даже в Москве поняли. И утвердили проект, денег дали. И город выделил огромные деньги, потому что помирать-то никому неохота, не может же мэр по городу в противогазе ходить. Здесь проектом занимался Лифарев. Нашел нужную фирму, все организовал так, что комар носу не подточит. У меня в Москве все нужные люди схвачены, нашли западного инвестора, которому тоже заработать охота. Я с ним там договаривался, чтобы осложнений не было, а то пронюхают писаки эти… И потекли денежки, всем хватало, никто не в обиде.

– А как же проект?

– Ты всегда была дурой, – констатировал он, – проект – дело долгое, пока там что будет, потом пересмотрят, то-се, я вообще ни за что не отвечаю, депутат я. А Подрезов, сволочь, нутром чуял, что не так все в этом проекте. Сунулся было к Лифареву, тот начеку был. Тогда он фирму нашел, которая в проекте участвует. Ну, там ребята крутые, ничего ему не обломилось, к зданию близко не подпустили даже. Подрезов поутих вроде, а потом ко мне обратился, еще в Москве, чтобы передачу сделать. Как откажешься? Сразу заподозрит.