В объятиях убийцы

На следующей же остановке я выскочила и села на обратный поезд. Я не могу ждать до понедельника, может быть поздно. Что – поздно, я не уточнила, знала только, что мне надо обязательно сегодня побывать в той квартире. От «Чернышевской» я бежала бегом. Вот и двор, из трех парадных я сразу же выбрала среднюю. Теперь быстрее на пятый этаж. Вот дверь, обитая старым дерматином, рядом со звонком кто-то проткнул дерматин гвоздем, и получилась дыра, похожая на пятиконечную звезду. Внизу под косяком я заметила углубление. В моем сне там должен был лежать ключ. Я не решилась проверить, есть ли он там в действительности, и протянула руку к звонку. Палец сам повторил условный код из моего сна: два длинных звонка, два коротких и опять один длинный.

И дверь мгновенно распахнулась. Это было совершенно неожиданно. В глубине души я надеялась, что ничего не произойдет, что в квартире просто никого нет – и двор, и лестница, и сама дверь наводили на эту мысль. Но даже если кто-то есть в квартире – я думала, что услышу чьи-то шаги, вопрос, недоверчивое бормотание из-за двери, скрип запоров… Но дверь распахнулась мгновенно: кто-то стоял за дверью, и прислушивался, и ждал…

Дверь распахнулась, и сильная рука втащила меня внутрь квартиры.

Я ахнула от неожиданности и едва удержалась на ногах.

Тот, кто втащил меня в квартиру, когда-то был Максимом. Когда-то, тысячу лет назад, в другой жизни, я холодела от его голоса, забывала, как меня зовут, ехала в любой конец города, бросив все дела. Теперь мне было трудно поверить в это. Должно быть, это была другая я. Тот человек, который втащил меня в квартиру, был грязен, небрит – наверное, не меньше недели он не пользовался мылом и бритвой, – одежда его была так измята, что, пожалуй, он и спал не раздеваясь. Но самое ужасное – его глаза. Воспаленные, красные, сумасшедшие глаза. От человека с такими глазами можно ждать чего угодно.

– А-а-а! – воскликнул он, и в глазах его появился такой нехороший блеск, что ноги мои стали ватными от страха и, если бы он не придерживал меня рукой за плечо, я, наверное, сползла бы на пол. – А-а-а! У нас гости! Какая неожиданная радость! А я-то никак не мог тебя подкараулить одну – ты все время была то с этим своим… тюленем – полиглотом, то с дуэньей, то еще с кем-нибудь, а тут – на ловца и зверь! Сама пришла. Да, видно, старая любовь не ржавеет. Но как же ты меня нашла? – Последние слова он произнес встревоженным голосом. – Ты выследила меня?

– Я нашла тебя… по запаху, – сказала я, окинув скептическим взглядом его измятую грязную одежду.

– Как бы то ни было, – он пропустил мимо ушей мой выпад, – ты здесь, и я сумею закончить последнее оставшееся у меня здесь дело.

Он, сильно сжимая мое плечо, провел меня в глубь квартиры.

Я осмотрелась. Квартира, по-видимому, дожидалась ремонта. Полы были наполовину разобраны, а там, где не разобраны, доски почти насквозь прогнили. Обои на стенах содраны, краска на дверях и побелка потолка облезли.

Мы прошли в большую пустую комнату с одним, доходящим почти до самого пола высоким окном. Окно выходило в тот самый двор, который я видела и во сне, и наяву, – обычный питерский двор-колодец, заваленный разобранными конструкциями от лесов.

Посреди комнаты стояло жесткое деревянное кресло с высокой спинкой.

Максим подвел меня к этому креслу и рывком усадил в него. На меня накатила какая-то апатия. Я не сопротивлялась и не издавала ни звука.

Максим достал откуда-то веревку и стал привязывать меня к креслу – руки к подлокотникам, ноги к ножкам. В движениях его была какая-то нервная суетливость, он все время что-то негромко приговаривал, как бы объясняя или оправдывая свои действия:

– Сейчас… сейчас мы здесь завяжем… Это очень надежный узел… Меня научил один знакомый моряк… Вот так, теперь ты никуда не денешься. Сейчас я должен буду уехать. Не бойся, не очень надолго. Я вернусь вечером, часов в одиннадцать. Мне должны сегодня передать документы и билеты… Еще остались люди, которые многим мне обязаны, они не покинули меня в беде. Завтра в это время я буду уже далеко отсюда, далеко от этой страны… Но я сегодня вернусь, не бойся, я вернусь и закончу то, что должен сделать с тобой… Ты пришла сама, ты поняла, что сделать это необходимо…

– Максим, – заговорила я наконец, – опомнись! Ты болен! Что ты делаешь?

– Что? – удивленно переспросил Максим. – Как – что я делаю? – В его воспаленных глазах возникло горячечное изумление. – Я заканчиваю все мои дела здесь. Завтра я улетаю…

– Как?! Куда ты можешь улететь? Ты в розыске! Тебя ищут по всей стране!

– А-а-а! – Он отмахнулся, как от назойливой мухи. – Если бы ты знала, какая это ерунда! Кого угодно можно провести через границу, если есть деньги… или связи. А у меня, слава Богу, связи еще сохранились… да и деньги кое-какие…

– Почему же ты… в таком виде? – не удержалась я от колкости.

Он взглянул на меня с болезненным удивлением: