— Самое прямое, — уверенно произносит женщина. Я удивленно выгибаю бровь.
— А конкретнее? — прошу пояснений, устав от затянувшейся интриги.
— У нас с Элей никогда не было доверительных отношений, — начинает она издалека. — Признаю, что это мое упущение. Я уделяла ей непростительно мало внимания, сосредоточившись на муже, а когда попыталась это изменить, Эля уже вошла в сложный подростковый период. Он, кстати, проходил тяжело. Нам с Алексеем пришлось несладко. Элина из послушной и славной девочки превратилась в упрямую бунтарку, вляпалась в некрасивую историю с Царевым, которая так некстати всплыла после Лёшиной смерти.
— Я в курсе, — киваю, начиная раздражаться. — Если у вас с дочерью возникли какие-то недопонимания, почему вы решили обсудить это со мной, а не с ней самой или ее мужем, например.
— Я пытаюсь сказать, что несмотря на отсутствие между мной и Элей откровенных разговоров, материнское чутье меня подводит крайне редко, — снова наводит туман Натали. — Я чувствую, когда в ее жизни происходят какие-то серьезные перемены, и вижу то, что Элина пытается скрыть от меня и окружающих.
— К чему вы ведете? — потерев переносицу, в лоб спрашиваю я.
— К тому, что я обратилась к вам неслучайно, — твердо заявляет Абрамова, и пока я размышляю, как реагировать на ее слова, к столику возвращается официант с заказом. Пауза как нельзя кстати. Мы молча ждем, пока молодой человек расставит тарелки и разольет напитки. Когда он удаляется, Натали поднимает со стола бокал и, не сводя с меня цепкого взгляда, втягивает аромат элитного шампанского, и только потом делает небольшой глоток.
— Безумно вкусно, вам стоит попробовать, — с наслаждением произносит она, выразительно взглянув на мой бокал с минералкой. — На чем мы остановились?
— На материнской проницательности в условиях отсутствия доверительных откровений между вами и дочерью, — подсказываю я.
— Как тонко подмечено, — сдержанно улыбается женщина. — И абсолютно верно. Очень жаль, что десять лет назад я недостаточно внимательно к вам присмотрелась. Надо было догадаться, что моя дочь не влюбилась бы в бесперспективного работягу без амбиций и будущего. Да, Дмитрий, вы не ослышались, я знаю о вашем летнем романе, — заметив мою попытку изобразить недоумение, подтверждает сказанное Натали.
— Эля рассказала? — уточняю я.
— Нет, — отрицает Абрамова. — Эля думает, что я до сих пор ничего не знаю. Она могла одурачить отца, но я всегда чувствовала, когда и зачем моя дочь лжет. Признаюсь, сначала отнеслась к её увлечению, как к очередному протесту. После инцидента с Царевым, Леша посадил Элю под домашний арест, запретив ей вылазки в город. Она злилась, постоянно конфликтовала с отцом, а потом вдруг притихла, прекратила дерзить и огрызаться. Муж решил, что дочь одумалась, а она влюбилась, и вовсе не в того, кого отец заочно благословил.
— Алексею Викторовичу вы тоже ничего не сказали о своих наблюдениях? — любопытствую я, хотя ответ мне известен.
— Нет, — качает головой Натали. — Не хотела усугублять конфликт между ними. Я была уверена, что Эля перебесится и остынет, но этого не случилось, и мне пришлось вмешаться.
— Каким образом?
— Я всего лишь немного подтолкнула ее к правильному выбору, о чем сейчас сильно сожалею, — заверяет Абрамова.
— Неужели? — скептически уточняю я.
— Прямые запреты не действуют, в этом я успела убедиться на личном опыте, — уходит она от конкретного ответа. — В свое время моя мать была категорически против моих отношений с Лёшей. Она растила меня одна и считала, что имеет полное право решать, с кем мне можно встречаться, а с кем нет. Сейчас я ее понимаю, но в двадцать мне хотелось сделать назло. На тот момент Леша еще не развелся и был намного старше меня, но я любила его до одури, и мамины истерики только усиливали мои чувства. В итоге я ушла из дома с одним пакетом вещей, не оставив даже записки. Снова общаться мы стали только после моей свадьбы, — доверительно вываливает Натали совершенно ненужную мне историю. — С Элей я допустить подобного не могла, — дополняет она.
— И что вы сделали? — задаю вопрос, который Абрамова и рассчитывала услышать.