Он молчит. Взгляд его наливается чем-то мерзким. Не признается, даже если это на самом деле он. Потому что за мной этого нет, чтобы Наташа обо мне не думала. С криминалом я связываться не буду. Прошли те времена.
— Молчишь… — резко встаю. — Вот что, отец. Что-то эти игры заходят не туда, куда надо. Выкинешь что-нибудь и закончишь свои дни в дурдоме.
У него от удивления глаза выкатываются из орбит.
— Что ты сказал? Я тебя, щенка, всю жизнь… А ты меня в дурдом?! — начинает надсадно дышать.
— Мам! — она появляется на пороге кабинета, бледнеет и куда-то убегает.
Возвращается очень быстро. С лекарством. Помогаю его дать, а затем вызываю скорую. Отца увозят. Вину за собой не чувствую. Это он заигрался в Господа Бога. Его пора остановить, пока не случилось беды. Связываюсь с начальником службы безопасности, прошу организовать круглосуточное наблюдение и прослушку переговоров. В случае покушения на Натку, могут пострадать дети. Да и вообще… Пора остановиться. И подвести итоги, пожалуй, самого сокрушительного фиаско в моей жизни.
Я похерил собственную семью. Меня теперь нигде не ждут просто так. Не волнуются, тепло ли я одет, поел ли я, успел ли поспать, положил ли всё, что нужно, в чемодан перед командировкой. Ничего этого больше нет, потому что я так захотел сам. Даже дети отдалились. Я для них больше не супергерой, не Бетмен, не Человек- паук. Я очередной дебил, который заставил страдать их мать и их самих. От этого горько.
И да, я абсолютно свободен. И никому на хрен не нужен. Потому что молодые девушки жаждут совсем иного формата отношений, потому что это они хотят получать, причем все и сразу. Но готовы ли они что-либо отдавать? Возможно, и есть такие. Но пока что я вижу лишь оценивающие взгляды, которые с точностью калькулятора определяют стоимость моей машины, моей одежды, моих часов. Готовы ли они делать мою жизнь лучше? Нет. Они ждут, что это я превращу их жизнь в сказку, где успех, богатство и все остальное приходят сразу, где ради этого не надо долго и упорно работать. Буду ли их волновать я? Или только содержимое моего кошелька? Скорее, последнее.
Многие из тех, кто уходил из семей к молодым любовницам, через некоторое время ползали на брюхе, чтобы бывшие жены приняли их обратно.
Только мне ползти некуда.
Определив отца в больницу и оставив мать с ним, я сажусь в салон своей машины и достаю из бардачка стопку фотографий. На них Натка и Марк Лазарев. И ревность застит мои глаза красной пеленой. От каждого кадра. Так, что дышать тяжело. От его руки на ее талии, от их лиц, повернутых друг к другу, от того, как она улыбается ему… Ему… Не мне… И мне уже вряд ли когда улыбнется. Такие, как она, уходят один раз и никому не дают вторых шансов.
А он — этот Марк, молодец. Как клещ в нее вцепился. Тогда, когда я ее упустил…
Наверное, самое ценное, что было в моей жизни.
Тоска накатывает внезапно и вместо того, чтобы ехать домой, я еду к дому, где теперь живет Натка с Соней и Арсением. Егор уехал в Москву.
Во дворе вижу, как Натка, Соня и младший сын идут к подъезду. Дети в школьной форме. Они что-то оживленно обсуждают. От этой картины становится еще более паршиво. Им и без меня нормально… Наверное, даже хорошо…
Вылезаю из салона. Мне необходимо хотя бы несколько минут.
Натка замечает меня чуть раньше охраны. Напрягается. Сердце режет болью. Я стал для когда-то любимой женщины врагом…
— Я поговорить хотел! — кричу от машины через двор и плевать, что подумают обо мне окружающие.
Арсений кричит:
— Папа! — и делает шаг в мою сторону, готовый сорваться с места.
Соня удерживает его за плечо. Она, не Натка. Та просто кивает.
Я подхожу ближе.
— Что ты хотел, Макар?
— Увидеть. Вас, — так просто. И так невероятно сложно.
Моя пока еще жена передергивает плечами.
— Смотри… — роняет с ехидцей и вздергивает подбородок. Ну, да, что, что, а воевать она умеет.
— Натка… Не надо так! — сиплю еле слышно.
— А как НАДО?! — чуть повышает голос, — Макар, если ты рассчитываешь на жалость, то напрасно. Тебя мне не хочется жалеть. Да вообщем-то и не должна я. Слышишь? Я ничего тебе не должна!
Смотрит. И душу своими глазищами серыми наизнанку выворачивает.
— Пап! А мы сегодня ежика лепили. С грибами! — встревает в разговор Арсений. Быстро сдергивает рюкзак с плеч, торопится и достает оттуда пластилинового ежа. Кривого и страшного.
Но я протягиваю руку и забираю его.
— Подаришь мне?
— Конечно, пап.
Натка окидывает меня и детей нечитаемым взглядом.
— Поговорите, — роняет тихо, а сама отходит и садится на лавку возле подъезда.
Уже прошло первое сентября. Арсений пошел во второй класс. Соня — в восьмой. Дочь топчется на месте.
— Как дела? — спрашиваю у нее, а сам держу Арса за руку.
Как же давно я не чувствовал их прикосновений… И как это было мне нужно…
Тяну руку, заправляю непослушную прядку из Сониной прически ей за ухо. Она отстраняется, впивается в меня глазами и отвечает:
— Нормально, — а потом отходит к скамейке и садится возле матери.
Ничего она мне не забыла. И забудет ли?