В одно мгновение

Я оборачиваюсь, услышав, как мама смеется над чем-то, сказанным тетей Карен. На самом деле тетя Карен нам вовсе не родня, но она стала для меня «тетей», еще когда мы с Натали были маленькими. Это мамина давняя и ближайшая подруга. Они так близки, что даже стали походить друг на друга. Мама чуточку выше и весит килограммов на десять меньше, а у тети Карен более пухлые губы и тонкий нос, но в целом они выглядят как сестры, причем моя мама старшая, хотя на самом деле они ровесницы.

Тетя Карен говорит еще что-то забавное, и дядя Боб бросает ей от машины:

– Эй, что у вас там происходит? Хватит шептаться!

Тетя Карен показывает ему язык. В ответ на это дядя Боб выхватывает из пакета с продуктами, который как раз держит в руках, упаковку зефирок и швыряет прямо в нее. Тетя Карен уворачивается, а мама прыгает за пухлым снарядом и легко ловит его на лету.

Иногда я забываю, что мама раньше была спортсменкой. И немудрено: она выглядит как любая другая мама. Она сейчас явно не в лучшей форме – не то что раньше, когда бегала кроссы за сборную Университета Южной Калифорнии, – но реакция у нее до сих пор молниеносная.

Дядя Боб подмигивает маме, и она заливается краской, а тетя Карен делает вид, что ничего не заметила. Мне всегда казалось, что тете Карен, наверное, нелегко от мысли о том, что мама с дядей Бобом отлично ладят. Ничего такого, просто они держатся друг с другом по-особенному, вечно друг друга подзуживают, провоцируют, а тетя Карен на такое не способна. Мама изо всех сил старается держать ситуацию под контролем. Вот и теперь ей явно хочется бросить зефирки дяде Бобу, но она этого не делает. Она просто идет к машине и кладет упаковку обратно в пакет. – А ты так не сможешь, – поддразнивает он.

– Помнится, ты все еще должен мне семнадцать «Сникерсов», с тех пор как мы в последний раз играли в «молнию»[1], – парирует мама, и в ее глазах мелькает азартная искорка. Она возвращается к тете Карен, а дядя Боб лишь молча ухмыляется ей вслед.

К нам с Мо и миссис Камински подходит Натали. – Мама говорит, что тебе придется самой оплатить ремонт «мерседеса», – говорит она, сочувствующе улыбаясь, хотя в ее голосе явно слышится злорадство.

Мы с Натали выросли вместе, но практически всю жизнь друг друга ненавидим. Первые пять лет мы дрались. Потом еще лет пять обходили друг друга стороной. А последние шесть лет мы едва выносим друг друга.

– Что, правда? – искренне изумляется Мо.

Я сглатываю. Мама мне так ничего и не сказала, но, если тетя Карен говорит такое Натали, значит, это правда. Я даже представить себе не могу, во сколько обойдется ремонт, но думаю, что стоить он будет гораздо больше, чем я сумела накопить себе на машину. Все мои внутренности сжимаются от мысли о том, что мне придется отдать все заработанное за те долгие часы, пока я нянчилась с соседскими детьми и выгуливала чужих собак. Одно сообщение, и все мои сбережения рассыплются в прах.

– М-да, сурово она с тобой, – говорит Натали. – А знаете, что мне подарят родители, как только я получу права?

Мы с Мо молчим.

– «Мини-купер». Не могу решить, какой цвет лучше – желтый или красный. Я часто вижу в центре такой симпатичный красный «купер» с белой крышей, на нем еще британский флаг нарисован.

– Ты ведь не из Англии, – говорит Мо.

– И? – отвечает Натали, явно задетая тем, что мы не выражаем никакого восторга по поводу ее будущей машины.

Мне бы хотелось сказать, что Натали некрасивая, но это не так. Она хорошенькая – золотистые волосы, серые глаза, большие сиськи. Но стоит ей открыть рот, как она сразу становится уродиной. Мы снова молчим. Мама кричит Хлое:

– Хлоя, принеси еще комплект белья!

Хлоя не реагирует и продолжает тискаться с Вэнсом. Хотя она явно слышала маму: она слегка поворачивается, так что теперь всем нам отлично видна маленькая черная ласточка у нее на левом плече – татуировка, из-за которой мама закатила ей жуткий скандал.

– Я принесу, – вызывается Оз, бросает сумку с лыжной амуницией и мчится к дому, отчаянно – как, впрочем, и всегда – пытаясь заслужить мамину похвалу.

Я мотаю головой. Зная Оза, можно смело предположить, что в результате кому-то из нас достанутся простыни с Губкой Бобом. Или что Оз прихватит пятьдесят простыней, но не возьмет ни единой наволочки.

– Не надо, Оз, – останавливает его мама, сверля глазами Хлою. В ее голосе слышны нотки ярости. – Забудь про белье, лучше папе помоги.

Мама со вздохом отворачивается и идет к нам. Тетя Карен не отстает. Мама натягивает улыбку, предназначенную для миссис Камински, и старательно игнорирует меня:

– Доброе утро, Джойс.

– Доброе утро, Энн, Карен. Спасибо, что позвали Морин. Она уже несколько недель только и говорит, что об этой поездке.

– Вы же знаете, мы любим проводить с ней время.