В одном лице

Все представление, до двенадцатой и последней сцены, я просидел за кулисами. Меня больше не волновал неодобрительный взгляд мамы на дедушку Гарри в образе женщины; я уже узнал все, что хотел об этом знать. Миссис Уайнмиллер «была в детстве избалованной, эгоистичной девчонкой и сохранила нелепую ребячливость и в зрелые годы, прячась за нее и оправдывая ею свою полнейшую безответственность. Знакомым жена мистера Уайнмиллера известна как его „крест“».

Мне и маме было очевидно, что свой образ раздражительной миссис Уайнмиллер дед срисовал с бабушки Виктории, показав, каким «крестом» она была для него. (От самой бабушки это тоже не укрылось; она сидела в первом ряду, как обухом по голове ударенная, пока Гарри потешал зрителей своим фиглярством.)

Маме пришлось суфлировать обоим малолетним актерам, которые буквально уничтожили пролог. Но в первой картине — когда миссис Уайнмиллер в третий раз заверещала: «Куда девался мороженщик?» — зал взревел от смеха. В конце пятой картины миссис Уайнмиллер произносит последнюю реплику, издеваясь над своим мужем-подкаблучником: «Сам ты невыносимый крест, пустомеля несчастный…» — прокудахтал дедушка Гарри, и занавес опустился.

Это была лучшая пьеса, которую Нильс Боркман когда-либо ставил на сцене «Актеров Ферст-Систер». Приходится признать, что тетя Мюриэл великолепно сыграла Альму; мне было трудно представить, чтобы мисс Фрост могла состязаться с подавленностью исполнения моей нервной тети.

Кроме подсказывания реплик юным актерам в прологе, маме не осталось работы; никто не переврал ни строчки. И хорошо, что маме не пришлось больше никому суфлировать, поскольку вскоре после начала мы оба заметили в первом ряду зрительного зала мисс Фрост. (То, что бабушка Виктория обнаружила себя сидящей в одном ряду с мисс Фрост, вероятно, тоже отразилось на ее контуженном виде; вдобавок к тому, что ее муж изображал на сцене сварливую жену и мать, бабушке Виктории пришлось сидеть через какие-то пару кресел от борца-транссексуала!)

Заметив в зале мисс Фрост, моя мать невольно просуфлировала: «Да чтоб тебе всю жизнь в кошачий лоток срать!». Разумеется, мисс Фрост выбрала место в переднем ряду не случайно. Она знала, где обычно находится суфлер; она знала, что я всегда сижу рядом с суфлером. Если мы ее видели, значит, и мисс Фрост могла видеть нас. И в самом деле, на протяжении всей пьесы мисс Фрост не обращала внимания на актеров на сцене; она продолжала улыбаться мне, пока мама постепенно приобретала тот же контуженный вид, что и бабушка Виктория.

Как только на сцене появлялась Мюриэл-Альма, мисс Фрост доставала из сумочки пудреницу. Пока Альма изображала подавленность, мисс Фрост разглядывала в маленьком зеркальце свою помаду или слегка припудривала нос и лоб.

Перед занавесом, скрывшись за кулисами с криком «Такси!» — и оставив Мюриэл искать жест, который (без слов) подразумевал бы одновременно «изумление и неотвратимость» — я столкнулся с мамой. Она знала, где я спускаюсь со сцены, и успела перехватить меня.

— Билли, ты не будешь говорить с этим существом, — сказала мама.

Я предвидел это столкновение; я много раз репетировал, что скажу матери, но не ожидал, что она даст мне такую идеальную возможность для атаки. Ричард Эбботт, игравший Джона, должно быть, отлучился в уборную; его не было рядом, чтобы помочь ей. Мюриэл оставалось еще несколько секунд на сцене — после которых начнутся громкие, все заглушающие аплодисменты.

— Я буду говорить с ней, мама, — начал я, но дедушка Гарри перебил меня. Парик миссис Уайнмиллер съехал набок, а ее огромные фальшивые груди сбились в кучу, но теперь она не требовала мороженого. Она больше не была ничьим крестом — не в этой сцене, — и дедушка Гарри не нуждался в суфлере.

— Хватит, Мэри, — сказал дедушка Гарри моей матери. — Забудь уже о Фрэнни. Хоть раз в жизни перестань себя жалеть. На тебе наконец-то женился хороший человек, господи ты боже мой! С чего тебе так злиться?

— Я разговариваю со своим сыном

, папуля, — начала мама, но как-то неуверенно.

— Ну так и обращайся с ним как со своим сыном, — сказал дед. — Уважай Билла таким, какой он есть, Мэри. Что ты, гены ему собираешься поменять?

— Это существо, — снова повторила мама, подразумевая мисс Фрост, но в этот момент со сцены спустилась Мюриэл. В зале раздались громовые аплодисменты; массивная грудь Мюриэл вздымалась. Кто знает, что так подействовало на нее — изумление или неотвратимость?

— Это существо

здесь — в зале! — крикнула ей моя мать.

— Я в курсе, Мэри. Думаешь, я его не видела? — сказала Мюриэл.

— Ее, — поправил я тетю.

— Ее! — презрительно произнесла она.

— Не смей называть ее существом, — сказал я маме.

— Мэри, она изо всех сил старалась присматривать за Биллом, — сказал дедушка (миссис Уайнмиллер). — Она правда заботилась о нем.