В одном немецком городке

— В «Матернусе»! — вырвалось у Тернера.

— Произошел «обмен мнений». Это один из леоизмов. Этакая неопределенность, уклончивость — можно понять и так, и этак. Как сослагательное наклонение — к нему он тоже прибегал с охотой. Словом, обмен мнений. Он не сказал, по поводу чего. Он казался озабоченным, словно его тяготило что-то. Я уже слишком хорошо его изучила, чтобы пытаться развеселить, вывести из этого со стояния; мы просто немножко погуляли. А ониследили за нами… И я поняла, что это и есть то самое.

— Что — то самое?

— Он получил год, который был ему нужен. И нашел то, что искал — бог весть что это такое. — а теперь не знал, как ему поступить. — Она пожала плечами. — А я тем временем тоже разобралась в себе. Но он об этом так и не узнал. А ему стоило только поманить меня пальцем, и я бы бросила все и ушла с ним. — Она глядела вниз на реку. — Никакие дети, мужья, ничто на свете не остановило бы меня. Ничто, позови он меня только.

— Что же такое он нашел? — понизив голос, прохрипел Тернер.

— Не знаю. Он что-то нашел и говорил об этом с Прашко, но ничего от него не добился. Лео это предвидел, но он должен был убедиться, вернуться к старому и проверить. Он хотел знать твердо, что может рассчитывать только на себя.

— Откуда вам все это известно? Что еще он вам рас сказывал?

— Меньше, чем ему казалось, вероятно. Я для него была как бы частью его самого. — Она пожала плечами. — Я была его другом, а друзья не задают вопросов. Не так ли?

— Продолжайте.

— «Роули уезжает в Ганновер, — сказал он. — Завтра вечером Роули уезжает в Ганновер». И тут же пригласил меня пообедать с ним в КЈнигсвинтере. «Это будет особый обед». Я спросила: «Ты хочешь отпраздновать что-то?» «Нет, нет, Хейзел, это не празднование. Просто сейчас особые дни, — сказал он. — Да и времени остается мало. Договора со мной уже не возобновят. После декабря все будет кончено. Так почему бы нам не пообедать вместе как-нибудь?» И он загадочно поглядел на меня. И потом мы снова отправились бродить по нашим любимым местам — он вел меня, я шла за ним. «Мы встретимся в Ре-магене, — сказал он, — мы встретимся здесь». И вдруг спросил: «Послушай, Хейзел, какого черта Роули таскается в Ганновер, что у него на уме?» А это было за два дня до их митинга — вот что он имел в виду.

Она очень забавно вдруг взяла и передразнила Лео: нахмурила брови с преувеличенным, явно наигранным, наивным простодушием — так, по-видимому, она нередко поддразнивала его, когда они оставались наедине.

— И что же было у Роули на уме? — спросил Тернер.

— Ничего, как выяснилось. Он никуда не поехал. И Лео, по-видимому, как-то узнал об этом, потому что забил отбой.

— Когда?

— Позвонил мне в пятницу утром.

— И что он сказал? Что именно он сказал?

— Именно это — что он не может встретиться со мной вечером. Причины он не объяснил. Истинной причины. Ужасно огорчен, неотложные дела. Крайне неотложные. Этаким официальным тоном: «Мне очень жаль, Хейзел».

— И это все?

— Я сказала: «Хорошо». — Она явно не хотела разыгрывать перед Тернером трагедию. — «Желаю удачи». — Она опять пожала плечами. — Больше я его не видела и не слышала. Он исчез, и я встревожилась не на шутку. Я звонила к нему домой день и ночь. Вот почему вы были приглашены к нам на обед. Я подумала, что вы можете кое-что знать. Но вы ничего не знали. Любому дураку это было ясно.

Хозяйка выписывала счет. Тернер подозвал ее, попросил подать еще воды, и она вышла.

— Видели когда-нибудь вы этот ключ?

Он неуклюже извлек его из служебного конверта и положил перед ней на скатерть. Она взяла ключ, внимательно поглядела на него, держа на ладони.

— Где вы его взяли?

— В КЈнигсвинтере. В кармане синего костюма.

— Этот костюм он надевал по четвергам, — сказала она, продолжая рассматривать ключ.

— Вы дали ему этот ключ? — спросил Тернер с неприкрытым осуждением. — Это ключ от вашего дома?

— Вероятно, это единственный ключ, который я бы ему не дала, — помолчав, проговорила она наконец. — Единственная вещь, которую я бы для него не сделала.

— Продолжайте.

— Мне кажется, он этого добивался от Парджитер. Эта сучка Мэри Краб сказала мне, что у него была интрижка с Парджитер. — Она поглядела на набережную, туда, где в затененном месте, куда не падал свет фонарей, застыл в ожидании «оппель», потом ее взгляд перекинулся за реку — туда, где стоял дом Лео. — Он говорил, что посольство завладело чем-то, что по праву принадлежит ему. Чем-то из давно прошедших лет. «Они в долгу передо мной, Хей зел!» Он не хотел сказать, что это за долг. Воспоминания, сказал он. Дела давно минувших дней. И я должна раз добыть ключ, чтобы он мог взять то, что принадлежит ему по праву. Я сказала: «Поговори с ними. Поговори с Роули — он человек гуманный». Но он сказал — нет, Роули последний человек на свете, с которым он станет об этом говорить. И ведь то, что ему нужно, не представляет собой ни какой ценности. Это хранится у них где-то под замком, и они даже сами об этом не подозревают. Вы хотите меня прервать? Не надо. Молчите и слушайте. Я сообщаю вам больше, чем вы заслуживаете.

Она отпила немного виски.