В одну реку дважды

Я молчала, мысленно подсчитывая, во сколько обойдутся услуги дантиста и пластического хирурга. Парень грубо схватил меня за руку. И тут я разозлилась. Как и в детстве, злость накатила волной, сменив страх. В такие минуты мне становится все равно, и уже ни кровь, хлещущая из носа, ни заплывший глаз не могут меня остановить.

– Давай, – процедила я со злостью, выдергивая руку из его железных пальцев, – давай, размажь меня по асфальту, рискни. Сможешь собой гордиться, нашьешь еще одну полоску на свой Адидас. – И уставилась на него с вызовом, представляя, как я сейчас вцеплюсь ему зубами в…ну, куда дотянусь, а там уже как получится.

– Какие еще полоски? Сдурела, коза? – парень явно не мог делать два дела одновременно – думать и размазывать, кого бы то ни было.

Я скривилась и, указывая пальцем на полоски его фирменных кроссовок, пояснила:

– В войну летчики рисовали звезды на фюзеляже – по числу сбитых самолетов. Фильмы-то про войну смотрел, ну хоть в детстве?

Процесс думанья был не привычен и отнимал слишком много энергии – парень застыл, уставившись на свои ноги. Считает до трех, догадалась я.

– Ну, помнишь, фильм про летчиков «…раскудрявый, клен зеленый, лист резной», – напела я, пытаясь облегчить ему задачу.

Вероятно, до трех парень все-таки считать умел, потому что загоготал и чему-то обрадовался:

– Точно, клен зеленый, лист резной, Смуглянка. Вован, помнишь, как он кузнечиков ловил?

Вован молча наклонил бритую голову, что, очевидно, означало согласие.

– Мужик там в подштанниках бегал, га-га-га, – вдруг заржал он. Меня передернуло. Лучше бы он молчал – смеющийся Вован, зрелище не для слабонервных.

Парни отсмеялись и уставились на меня – совместное песнопение, как-то не укладывалось в намерение расправиться со мной немедленно.

– Ты это… зачем меня об асфальт приложила? – с укором потрогал он свой затылок.

Я пожала плечами – риторический вопрос.

– Извини, испугалась очень. Мы ж думали маньяки какие. Сейчас так страшно по улицам ходить, ужас! – И я улыбнулась одной из своих самых невинных улыбок и взяла его за рукав. – Нет, правда, мне жаль, что так получилось. Я ж не думала, что ты так сильно ударишься. Последний раз я это проделывала в детском саду, в песочнице.

Парень улыбнулся. –

– В песочнице-то, конечно не больно. – От улыбки его лицо уже не казалось таким страшным – обычный парнишка с веселыми глазами.

– Ладно, – вздохнул он, то ли с облегчением, то ли с сожалением, протягивая мне руку, – меня Толяном зовут, а это вот, Вован. Только больше так не делай, а то ведь и … – он красноречиво мотнул головой куда-то вверх и в сторону.

Руку я пожала и, чувствуя, как немеют пальцы в железной ладони, решила, что именно так и не иначе поступлю в следующий раз, буде таковой будет иметь место. А еще лучше, сегодня же запишусь в секцию каратэ, дзюдо, бокса и начну бегать по утрам.

– Матильда-а-а! – раздался вдруг дикий крик. Через дорогу, прямо сквозь несущиеся автомобили, мчалась Вилька, размахивая сумкой. Взвизгнули тормоза, Вилька отскочила в сторону и застыла.

– Сдурела, мать твою! – раздалась отборная брань водителя. Выскочивший мужик был готов растерзать несчастную нарушительницу ПДД, застывшую в двух шагах от тротуара, но, оглядев крепеньких мальчиков в кожаных тужурках, залез обратно и укатил, громко матерясь.

– За тобой что, привидение гонится? – я увела ее с дороги и прислонила к машине парней. Вилька громко икнула, переводя глаза с них на меня и обратно. – Вот, познакомься, это Анатолий, а это – Владимир. А это Вильгельмина, моя подруга. А меня Матильдой зовут. – Вилька опять икнула.

– Имена у вас, как кликухи у путан, – подозрительно прищурился Толян. – И выглядите точно, как из борделя.

Вилька громко заикала и замотала головой.

– Что ты, Толечка, – замахала я в ужасе руками, – мы не… не того… Мы студентки, у нас спектакль был. Это мы в гриме, а так-то мы, вообще…

Толик расплылся в улыбке, то ли от радости, что мы не того… то ли что я его Толечкой назвала.

– Ладно, ребята, мы пойдем. Надо первую помощь оказать, – я кивнула на все еще икающую Вильку. – Было очень приятно познакомиться.

Мы попрощались. Причем Анатолий оставил мне номер телефона, наказав звонить, если возникнут какие проблемы. Номер я старательно занесла в телефон, хотя и уверяла, что проблем у нас, в принципе, не бывает. На что тот с сомнением покосился на бледную Вильку, на меня, и обнадежил: «Будут». И они уехали. А Вильку я с трудом перевела через дорогу – она упиралась и отказывалась идти – а потом долго отпаивала кофе с коньяком в ближайшем кафе.

В общем, этот учебный год запомнился нам надолго, тем более, что для меня он стал последним.

Весной я сообщила Вильке, что бросаю институт.

– Ты с ума сошла? – вытаращилась она.

– Тетя Ира, сестра мамина в больнице с инсультом. Кроме нас никого нет. Везти ее сюда из Новгорода  – это кучу бумаг оформить, а ей уход нужен. Жора, сама понимаешь, магазин не может оставить, мама только-только на приличную работу устроилась. Придется мне ехать. Я уже и заявление в деканате написала на академический отпуск. Ничего. Через год сдам.