В огне

Тогда он встал в шесть часов утра – проклятая привычка, въевшаяся в кожу еще с армии. Шесть ноль-ноль – подъем! Шесть ноль-ноль – подъем! Санаторий весь спит, а у него подъем, видите ли. Он и заказал себе номер на первом этаже, чтобы никого не беспокоить своими подъемами. Надев старые разношенные, еще с армейских времен оставшиеся треники, сунув ноги в кеды, он перескочил через перила балкона (ругались, что он затоптал цветы под окном, хоть он и делал это исключительно из благих побуждений, чтобы никого не разбудить) и скользящим волчьим бегом побежал по тропе. Это был его первый день – из двадцати одного.

Солнце еще толком не взошло, но уже и не было темно. Совершенно особенный момент, когда все вокруг светлеет, но свет не прямой, он исходит из-за горизонта, и все замирает в предчувствии первых солнечных лучей. Все на какие-то мгновения становится призрачным.

Он бежал по аллее, замощенной речным песком, отсчитывая в уме темп бега, примитивный речитатив, позволяющий втянуться. Это тоже было с армии – военные авиаторы относились к армии и вынуждены были вместе со всеми сдавать армейский общефизический тест, включающий в себя кросс, пять километров по пересеченной местности. Вот и надламывались на маршруте гордые летуны-авиаторы, многие из которых были в хороших званиях, в авиации продвигались быстро, там имелись надбавки за опасность и в жалованье, и в очередности званий. И не было для рядового пехотинца большего наслаждения, чем смотреть на полумертвого авиатора, полковника, который, шатаясь и еле переставляя ноги, бежит к финишу.

Из ВВС он ушел глупо, по случайности – облетывали новый истребитель, и при резком маневре у него начало разрушаться правое крыло. Руководитель полетов просек вовремя, заорал, забыв про дисциплину радиосвязи: «Восьмому – приказываю прыгать!», но внизу был аэродром, были летчики и были другие самолеты. Хуже того – были бомбардировщики, готовящиеся выполнять задания с боевыми стрельбами. Он отвел самолет в сторону и только тогда рванул рычаг катапульты – на неуправляемом, уже беспорядочно кувыркающемся самолете. Приземлился плохо – высота была недостаточной, а самолет – поврежденным и не слушающимся управления. Хорошо, хоть выздоровел, однако приговор ВВК[20] был суров: к полетам на всех типах реактивной боевой авиации не годен. Либо уходи на разведчики, самолеты ДРЛО или транспортники, либо механиком, либо на штабную работу. Он ушел совсем – потому что в ВВС больше себя не представлял.

Как потом оказалось, в числе прочих, готовящихся к учебному бомбометанию бомбардировщиков, находился и самолет, командиром которого был тогда еще наследник престола, цесаревич Александр. Он дослуживал последний год, и учения эти для него тоже были последними. Мужественного летчика, отказавшегося, несмотря на приказ руководителя полетов, катапультироваться и отведшего самолет в сторону от летного поля, он запомнил. Потом, много лет спустя, его имя случайно попадется в числе прочих в бумагах, поданных на подпись теперь уже Императору Александру Пятому. Через два дня ему придет конверт – отправителем будет Собственная Его Императорского Величества Канцелярия. Но это все будет потом…

А пока, а пока он просто бежал, наслаждаясь предрассветным покоем и тишиной, чувствуя, как пружинит под ногами речной песок, как в легкие врывается исполненный запаха моря и сосновой смолы свежий, еще ночной воздух. Здесь раньше была резиденция одного из Великих князей старой ветви династии. Потом ветвь династии у руля сменилась, Министерство уделов больше не стало финансировать разгульную жизнь всех Романовых без исключения, и наследники Великого князя продали фамильный особняк крупному товариществу на вере. Товарищество оставило сад, спуск к воде и пристань, снесла старый особняк и воздвигла на его месте модерновую десятиэтажку санатория.

Не сбавляя темпа, он одним махом перескочил через невысокую живую изгородь – мало кто в сорок лет способен был на такое – петляя, начал спускаться по извилистой каменистой тропинке к пляжу. Он любил бегать по колено в воде – песок и водная толща давали отличную дополнительную нагрузку при беге. Ни разу даже не поскользнувшись, он выбежал на короткий каменистый пляж у пристани и…

Она походила на русалку, выходящую из морской пены, – такое сравнение пришло ему в голову. Он остановился, как рысак, на полном скаку, а она какое-то время не видела его. Потом, услышав или почувствовав что-то, повернулась, вскрикнула, присела в воду. А он стоял, как дурак, и пытался привести растрепанные мысли в порядок…

– Ты кто?

Она не ответила, прячась в воде.

– Кто ты? Не бойся, скажи. Я Андрей.

– Вера…

– Вера… Ну, вылезай из воды, Вера…

– Я боюсь…

Он понял не сразу. Потом дошло – огляделся, подобрал с мокрой гальки купальник, бросил его в воду, рядом с ней. Девушка начала одеваться, со страхом поглядывая на него.

– Ты не бойся. Выходи. Я не кусаюсь.

– Я все равно боюсь…

– Господи… Ну, хочешь, я отвернусь. Все. Не смотрю…