В огне передовых линий

Подтянутый и выдержанный подполковник, командир полка, занимавшего оборону на западной окраине Яворова, сидел с телефонами около маленькой хатки и руководил боем.

— Противник до километра вклинился в мою оборону, — доложил он. — Сдержать не смогли. У меня остался в резерве третий батальон. Сейчас соберу его для контратаки. Знамя вперед — и буду контратаковать. Вот он поддержит, — кивнул комполка на сидящего рядом с ним майора-артиллериста.

Майор был командиром артдивизиона, который в числе других находился на Яворовском полигоне и должен был участвовать в учении. С началом боевых действий командир стрелкового полка, о котором идет речь, перехвалил этот дивизион на марше, подчинив себе, и включил его в систему своей обороны.

Мы уточнили направление контратаки — во фланг и в стык, договорились об артиллерийской поддержке этого короткого штыкового удара.

— А Знамя полка, — посоветовал я, — разворачивать и брать с собой не следует. Зачем рисковать?

Меня поддержал подошедший к нам старший политрук, как мне вспоминается, агитатор полка.

— Так-то мы еще подеремся, — сказал он, — а потеряем Знамя — потеряем и полк. Люди и так дружно пойдут…

И командир полка, и майор-артиллерист, и старший политрук, и красноармеец-телефонист, находившийся тут же, — все были спокойны, ни малейшего признака испуга или отчаяния, и я даже позавидовал этому подполковнику, насколько он четко управляет своими подразделениями… Как жаль, что сейчас я не могу назвать этих мужественных бойцов пофамильно!

Третий батальон контратаковал и потеснил противника, но восстановить положение все же не сумел. Однако это помогло всей дивизии. Она упорно держала гитлеровцев до самой темноты. За ночь мы отошли на рубеж Шкло и снова удержали немцев. На фронте корпуса за два дня боев они смогли продвинуться всего на 4―6 километров. У нас было много артиллерии (собранная для участия в учении), и фашисты сразу почувствовали силу ее огня. Как только их танки выходили на открытое место, наши артиллеристы останавливали эту бронированную лавину.

Так продолжалось не день и не два — несколько суток. Пока не оставили Львов. После Львова я сдал дела начальника штаба корпуса и вместе со своими товарищами по академии отбыл в Москву.

Какие же личные впечатления были вынесены из первых боев с немецко-фашистскими захватчиками? Во-первых, для меня стало очевидным, что обученный красноармеец, младший командир дерется стойко, мужественно и отважно, если им уверенно командуют. Во-вторых, гитлеровская пехота одна, без танков, в лоб не лезет. Танки атакуют стремительно, на большой скорости, но стоит артогнем подбить три-четыре машины, как остальные откатываются за складки местности. Все повторяется вновь: артналет врага, его атака. И в-третьих, успех обороны (пока что обороны) в решающей степени зависит от четкости в управлении подразделениями и частями, от умелого маневрирования резервами. Врагу можно не только сопротивляться, но и бить его.

Некоторые наши командиры побывали в боях, в которых борьбу с танками противника приходилось вести без артиллерии, только с помощью связок гранат и бутылок с зажигательной смесью КС. И вот в таких случаях отмечалась танкобоязнь, вызывающая подчас сильнейшую панику, особенно среди молодого личного состава, призванного на действительную службу непосредственно накануне войны. Сильное психологическое воздействие на наших пехотинцев оказывало также применение гитлеровцами мобильных мотоциклетных подразделений.

Исходя из этого, мы и строили боевую подготовку. Занимались по 14―16 часов в сутки. И большая часть времени уходила на тактику. Изучение местности, умение применяться к ней, ориентироваться, окапываться, маскироваться — этим вопросам мы уделяли самое пристальное внимание на всех без исключения занятиях.

Особое место в боевой подготовке заняло обучение личного состава борьбе с танками. У нас не было техники, которой можно было бы «обкатать» подразделения. Тогда выпросили у обкома партии несколько шахтных вагонеток, приспособили к ним тросы и лебедками стали таскать эти вагонетки через щели и окопы, в которые сажали бойцов. Конечно, полного подобия с танком доиться было нельзя, и все-таки этот метод давал зримые положительные результаты. Красноармеец уже знал, как встречать танк на подходе к окопу, как пропускать бронированную машину над собой и как действовать вдогонку.

Предпочтение большинство отдавало бутылкам КС. Люди поверили в это оружие и научились умело применять его. Связке гранат доверяли меньше, видимо, потому, что она все-таки тяжела даже для сильной руки. Совсем не признавали бойцы такой способ борьбы с танками, как стрельба из всех видов стрелкового оружия по смотровым щелям. Мы, разумеется, учили подразделения и этому (на вагонетках рисовали смотровые щели и били по этим микроразмерным целям), но по тому, с каким нежеланием красноармейцы занимались такой стрельбой, было видно, что тут у них — полнейшее недоверие.