В огне повенчанные. Рассказы

— Они что там, в штабе армии, думают, что у нас не боевая дивизия со штабами, с тылами и техническими службами, а спринтерская команда в спортивной эстафете?! До всех этих пунктов сосредоточения около тридцати километров! А что творится с дорогами?! Они же расползлись, как тесто!.. Уже вчера на них тонули по пояс в грязи!.. — Распаляясь, генерал вплотную подошел к начальнику штаба и прямо в лицо бросал резко и угрожающе: — Этот приказ нужно было отдавать до пятого октября, когда Вязьма была наша!.. Когда к ней только что просачивались разведывательные отряды противника!.. А сейчас, когда нас замкнули в бронированном обруче танковых и мотомеханизированных корпусов, от нас требуют, чтобы мы после марафонского кросса по уши в грязи прошли через… — генерал досмотрел на часы, — через считанные часы в пункт сбора, сделали получасовой передых и, падая от смертельной усталости, пошли па новую марафонскую дистанцию, где у самого финиша нас ждут такие артиллерийские и танковые заслоны, такие валы огня, которые… — Веригин оборвал фразу на полуслове: в отсек вбежал запыхавшийся адъютант. — Что такое?! — Генерал пристально посмотрел на адъютанта.

— Боевое охранение у моста взяло в плен трех немцев: офицера и двух солдат.

— Где их взяли?

— Пытались ночью смешаться с нашими отступающими войсками и незаметно проникнуть под фермы моста через Днепр.

— Зачем?

— Их застали, когда они хотели обрезать электропроводку к мосту.

— Понятно… Понятно… Им во что бы то ни стало нужно сохранить мост. Он им нужен. Ну что же, все логично. Где они?

— В блиндаже у начальника разведки.

— Кто их взял?

— Ополченцы Северцева. Есть у него в полку два богатыря: отец и сын Богровы. Лежали у моста в засаде, ну и заметили, как шесть «беженцев» свернули с дороги: одни вправо, другие влево — и под мост. С ними была целая пиротехническая лаборатория.

— А где остальные трое? — спросил генерал.

— Троих Богровы уложили в перестрелке. А этих взяли живьем. Правда, одного немного помяли, но сейчас пришел в себя.

— Давайте срочно сюда офицера. Только скажи начальнику разведки, чтобы он предупредил пленного: на все мои вопросы отвечать конкретно и точно!

— Понятно, товарищ генерал! — Адъютант козырнул и вышел.

— Пойду вызову переводчика. — Реутов направился к выходу из блиндажа, но генерал остановил его:

— Только не вчерашнего… «Дер тыш» и «дас фенстер» я знаю и без него. Мне нужен опытный переводчик.

— Я пришлю Белецкого, он до войны преподавал немецкий язык.

— А говорить по-немецки он умеет? Или только преподает?

— Преподаватель Московского университета. Перевел с немецкого два романа. Сам читал их.

— Давайте Белецкого… — И снова Веригин взглянул на часы. — Сообщите сейчас же всем командирам полков и приданных подразделений, а также начальникам служб дивизии, чтобы прибыли ко мне на КП ровно в шесть ноль-ноль. Пока об этом приказе, — Веригин ткнул пальцем в лежащий на столе приказ командарма, — никому ни слова!

Оставшись один, Веригин подошел к дверной стойке блиндажа, на которой поблескивал осколок зеркала. Воспаленные белки глаз и провалившиеся щеки, перерезанные двумя глубокими складками, старили его лицо, делали вид болезненным, хотя ухудшения в состоянии здоровья генерал не только не чувствовал, но даже наоборот: собственное тело последнее время казалось ему как никогда мускульно-сильным, пружинисто-быстрым, реакция на внешние раздражения была молниеносной…

«Сдают нервы, генерал… Все это скажется потом, к старости, если она наступит», — думал Веригин, быстро водя безопасной бритвой по намыленным щекам.

К приходу начальника разведки подполковника Лютова, доложившего, что пленный офицер прибыл и находится в «приемной», Веригин успел закончить утренний туалет, надел до блеска начищенные ординарцем сапоги, освежился «Шипром» и, наглухо застегнув пуговицы гимнастерки, повернулся к Лютову.

— Кто будет переводить?

— Пришел какой-то в очках, Реутов прислал.

— Давайте его сюда.

Через минуту начальник разведки вошел в блиндаж с переводчиком.

Белецкий чем-то напомнил Веригину знаменитого гипнотизера Вольфа Мессинга, которого он видел перед самой войной. Его опыты потрясли тогда зрителей.

Огромные очки в роговой оправе с дымчатыми стеклами, копна густых черных волос, под которыми худое, продолговатое лицо переводчика выглядело болезненным и усталым, твердые линии рта, говорившие о характере сильном и непреклонном, высокий рост и опрятный вид — все это как-то сразу вызвало у генерала доверие.

— Товарищ генерал, лейтенант Белецкий прибыл по вашему приказанию!

— Садитесь. Будете переводить. Ночью взяли «языка». Офицер. — И, повернувшись к подполковнику Лютову, кивнул ему; — Введите.

Пленного конвоировал Богров-старший. Его Веригин узнал сразу же, увидев из-за плеча вошедшего в отсек немецкого обер-лейтенанта пышные, с заметной проседью усы пожилого ополченца. Глаза у пленного были завязаны грязной солдатской обмоткой. Руки за спиной скручены сыромятным чересседельником.

— Снимите повязку! — приказал генерал Богрову.