В огне повенчанные. Рассказы

Упоминание о малосольных огурцах и сале, которые вчера вечером прислал генералу начальник штаба, и то, как покрылось красными пятнами лицо Реутова, словно обожгло Веригина.

Реутов молчал, будто просьба, высказанная Богровым, относилась не к нему. И это молчание еще больше подтвердило догадку генерала.

— Хорошо, сержант. Просьбу вашу полковник учтет. Ступайте.

Когда адъютант и Богров вышли из генеральского отсека КП, Веригину было не по себе. Он не находил слов, чтобы высказать свое возмущение поступком Реутова.

— Так вот какими огурчиками и каким салом вы угостили меня вчера, полковник?! Не ожидал, что вы можете опуститься до такого. Вы свободны.

ГЛАВА XIV

Богров-старший точил лопату, когда в пулеметную ячейку вошел небольшого роста боец, которого он видел впервые, и передал, что сержанта срочно вызывают в особый отдел дивизии, к лейтенанту Сальникову.

Поставив в известность командира взвода о том, что его срочно вызывают в штаб дивизии, Богров-старший приказал Егору и Кедрину привести в порядок шанцевый инструмент и к его приходу как следует наточить лопаты.

Всю дорогу в штаб Николай Егорович терялся в догадках; «Неужели генерал хочет распутать историю с огурцами и салом до конца? А что если кто-нибудь из командования выше отменил помилование генерала? Этот Реутов настырный. Он еще в Москве пообещал: за мелкую провинность будет снимать десятую стружку…»

Все передумал Богров-старший, пока добрался до штаба. Однако все предположения сходились на четверке провинившихся ополченцев и полковнике Реутове.

При подходе к расположению штаба Богрова окликнул часовой:

— Стой, кто идет?

— «Винтовка». Ответный? — крикнул Богров.

— «Волга». Проходи, — донеслось из-за кустов.

Часовой был замаскирован очень искусно. Он отлично просматривал местность, лежащую перед опушкой леса, но сам не был заметен с расстояния и десяти шагов.

— Закурить не найдется, отец?

Только теперь Богров увидел лицо бойца, стоявшего у тропинки в кустах орешника. В разрез пилотки и за пояс часовой понатыкал разлапистых зеленых веток, сквозь которые лицо его и гимнастерка обозначались светлыми пятнами.

Богров подошел к постовому и насыпал ему в ладонь добрую щепотку махорки.

— Неужели и у вас в штабе кризис с куревом? — спросил Богров и протянул бойцу сложенную для курева газету.

— Новую моду завели — обыскивать перед заступлением па пост, — пробурчал часовой. Озираясь по сторонам, он поспешно скрутил толстую самокрутку и, согнувшись над горящей в ладонях спичкой, прикурил. Затягивался глубоко, жадно. — Как бы этот шайтан не налетел. — Боец струйкой пустил дым понизу.

— Кто?

— Да начальник штаба.

— Что — строг?

— Зверь! На днях ни за понюх табаку чуть не упек под трибунал четверых ребят.

— За что же?

— Да ни за что. По приказанию комбата починили колхозникам колодец, ну им, стало быть, за труды поднесли в деревне. А тут, как на беду, напоролись на Реутова.

— Так не отдал же все-таки под трибунал, пожалел? — допытывался Богров, заключив из разговора с постовым, что ЧП у ополченцев их роты стало достоянием всей дивизии.

— Пожалел волк кобылу… — ухмыльнулся постовой и пустил под куст орешника струйку дыма. — Спасибо, вмешался в это дело ополченец из ихней роты. Дошел аж до самого генерала, грозил в Москву написать жалобу на Реутова. По партийной линии.

— Ну и как же, добился своего?

— Добился! Говорят, мужик с головой, и в Москве дружки его на больших постах сидят.

— А этот-то… Начальник штаба — что, больно строг?

— Ой, лют! Но генерал его осадил. Три дня ходит как шелковый. — Заметив что-то вдали, там, где располагался на полянке штаб дивизии, постовой сразу изменился в лице. — Ладно, батя, давай топай по своим делам. Байки потом… Говорят, немцы сегодня ночью под Епифановкой выбросили воздушный десант.

Постовой показал Богрову, как пройти к штабу, аккуратно притушил самокрутку и положил бычок за отворот выгоревшей пилотки.

В особый отдел к лейтенанту Сальникову Богрова провел дежурный но штабу. В маленьком отсеке-каморке в углу стоял несгораемый шкаф, в дверке которого торчал большой ключ. На бочке из-под бензина, служившей столом, лежали две широкие доски, сбитые наискосок гвоздями. Тусклая электрическая лампочка, свисающая с бетонного потолка, слабо освещала крохотный отсек.

Лейтенант Сальников сидел за «столом» и что-то сосредоточенно писал. Богров подумал: «Ишь ты — живут же люди! С электричеством. У генерала и то керосиновая лампа».

Наконец лейтенант поднял глаза на вошедшего. Богров доложил:

— Товарищ лейтенант, сержант Богров прибыл по вашему приказанию!

Некоторое время лейтенант пристально всматривался в лицо Богрова, будто силясь припомнить: где же он видел этого человека? Потом предложил сесть па низенький круглый чурбак, стоявший рядом с бочкой.

Богров сел.