В огне повенчанные. Рассказы

Как в тяжелом сне вышел Сбоев из кабинета дивизионного комиссара. В свой кабинет вошел как в чужой. С командиром 120-го истребительного авиационного полка разговаривал резко, отрывисто, и когда после некоторого молчания командир полка язвительно спросил, кому нужна эта очередная изнурительная перепроверка, генерал закричал в трубку:

— Полковник!.. Не будьте обидчивой барышней! На войне это исключается. Поднимите в воздух самых надежных людей и разведайте — вошли ли немецкие танки в Юхнов!

— Разрешите полететь мне самому, товарищ генерал? — раздался в трубке голос полковника.

— Не разрешаю!

— Тогда пошлю с летчиками одного из командиров эскадрилий.

— Это можно.

О завтраке было забыто. Сбоев подошел к столу. На календаре бросилась в глаза запись, сделанная рукой дежурного по штабу: «Звонил акад. Казаринов, просил заехать. В любое время дня и ночи. Болен».

Порученец Сбоева, глядя на командующего, искренне страдал. Со вчерашнего вечера во рту командующего не было маковой росинки. Искурил две пачки «Казбека», на полу, в углу кабинета, рядом с плетеной корзиной стояла дюжина пустых бутылок из-под боржоми, массивная свинцовая пепельница до краев наполнена окурками…

— Товарищ генерал, так нельзя… Александр Македонский и Наполеон тоже воевали, но они не забывали обедать. — Порученец пытался шуткой уговорить Сбоева, чтобы тот спустился в буфет, но по лицу командующего понял, что пошутил неудачно. Сбоев как-то нехорошо поморщился и раздраженно посмотрел на порученца:

— Это что — шутка из тех замшелых от старости анекдотов, над которыми перестали смеяться двадцать лет назад?

— Не понял вас, товарищ генерал, — виновато улыбнувшись, сказал порученец.

— Так вот, послушай… — Сбоев рассеянно, словно о чем-то вспоминая, посмотрел в окно. — Лежит старый узбек в больнице. Охает, кряхтит… Заходит в палату медсестра. Спрашивает: «Ты чего охаешь, Файзула?» Файзула отвечает: «Карл Маркс умир, Пушкин умир… и у меня щто-то живот болит… Ой, как болит!..»

То ли действительно порученцу понравился солдатский анекдот с бородой, то ли из угодливости подчиненного, но он раскатисто захохотал.

Чтобы не обидеть порученца, Сбоев по-свойски похлопал его по плечу:

— Выполню твой приказ, как только получу телефонограмму из Люберец. — С этими словами он открыл бутылку боржоми, налил до краев тонкий стакан и выпил одним духом.

Ждать телефонограммы из Люберец пришлось час. Но час этот показался Сбоеву вечностью.

Доклад командира полка был скорее зловеще-мрачным, чем просто тревожным: голова немецкой танковой колонны уже втянулась в Юхнов, летчики разведгруппы были обстреляны, двое из них ранены. Пролетая над танковой колонной немцев, они сбросили бомбы.

Телефонограмму командира 120-го истребительного полка Сбоев записал дословно.

Четвертый раз за день шел Сбоев в кабинет члена Военного совета, чтобы доложить о результатах авиаразведки. Даже страшился: а что, если дивизионный комиссар и на этот раз усомнится и, сославшись на какой-нибудь циркуляр Полевого устава, пожелает еще раз (в четвертый!) перепроверить полученные данные. «А ведь я считал Тареева другим… А впрочем… Впрочем, на его месте, может быть, и я… Но нет… Не доверять таким летчикам!..»

Дивизионный комиссар прочитал телефонограмму и подал Сбоеву ручку.

— Распишитесь. Поставьте точное время. Буду докладывать маршалу.

«Я бы, наверное, этого формализма не потребовал», — подумал Сбоев и, присев на кончик кресла, поставил число, время получения телефонограммы и расписался.

— Не обижайтесь, Владимир Николаевич. Этого требует обстановка. С меня могут спросить.

— Я могу идти?

— Обождите. Позвоню Шапошникову.

Разговор Тареева с маршалом был коротким. Член Военного совета по тексту донесения Сбоева слово в слово, чеканно доложил Шапошникову данные авиаразведки, которые Генеральному штабу были не известны. Тареев хотел сказать Шапошникову что-то еще, но тот, не дослушав его, положил трубку.

— Маршала мое сообщение сильно взволновало.

Сообщение это нужно — было сделать четыре часа назад.

— Владимир Николаевич, я немного постарше тебя. А поэтому пословицу: «Доверяй, но проверяй» не зря зависали в военный устав: Правда, другими словами. Я вас не задерживаю.

От голода под ложечкой сосало, во рту ощущался неприятный привкус табачного перегара: за какие-то несколько часов была искурена пачка «Казбека». Сбоев хотел спуститься в буфет, но передумал: до тех пор пока он не получит донесение о формировании двух авиаполков бомбардировщиков и не поступит сообщение из отдельной авиаэскадрильи, находящейся в Егорьевске, о готовности к боевым вылетам, об обеде нужно забыть.

Не успел Сбоев разобраться с самыми неотложными документами, как раздался телефонный звонок. Звонил Тареев. Голос его был тревожным, срывающимся.

— Зайдите на минутку. Я сейчас один. Нужно поговорить с глазу на глаз.

— Иду.

По лицу дивизионного комиссара Сбоев понял, что произошло что-то чрезвычайно тревожное.