В огне повенчанные. Рассказы

«Командиру 2-й дивизии генерал-майору Веригину от начальника саперной спецкоманды РГК капитана Дольникова.

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА

Настоящим ставлю Вас в известность, что по приказанию начальника штаба вверенной Вам дивизии полковника Реутова утром 9.Х.41 г. был взорван мост автострады Москва — Минск через реку Днепр. В момент взрыва огневым способом на мосту находилась часть колонны армейского госпиталя, состоящая из трех санитарных машин, в которых находились сотрудники госпиталя и раненые. Число погибших при взрыве неизвестно, но, по свидетельству часовых, охранявших мост, санитарные машины были до отказа заполнены тяжелоранеными бойцами и командирами. Все три машины в результате мощного взрыва моста пошли ко дну.

В ответ на мои попытки предотвратить взрыв моста в момент, когда через него проходила автоколонна армейского госпиталя, полковник Реутов прибег к угрозе расправой за помеху в его действиях.

С моей точки зрения, совершено воинское преступление, виновный должен быть наказан по закону военного времени.

Как начальник саперной спецкоманды РГК, кому было поручено взорвать мост через Днепр в выгодной для наших отходящих войск ситуации, слагаю с себя всякую ответственность за совершенное воинское преступление и прошу Вас, как командира дивизии, коей придана спецкоманда РГК, выразить свое отношение к совершенному преступлению.

10. Х.41 г. капитан Дольников».

Веригин долго смотрел в глаза стоявшему у стола капитану.

— Документ вы написали грозный.

— Я обратился к вам, товарищ генерал, потому, что у меня нет возможности оперативно связаться со штабом резерва Главного Командования. Моя команда, как и ваша дивизия, находится в окружении.

— Ну что ж, капитан… Людей, погибших из-за Реутова, теперь уже не воскресишь. Но все в жизни вознаграждается своей ценой: и доблесть, и подлость… Полковник Реутов ответит за трусость. Для этого я сделаю все, что в моих силах.

ГЛАВА XXVII

По дороге в Шутово из головы не выходил разговор с капитаном Дольниковым и его докладная записка. «Три шофера, врачи, медсестры, человек тридцать раненых, не меньше… И всех пустить на дно Днепра только потому, что увидел танки и струсил… Как я смалодушничал в Москве при формировании дивизии, ведь уже тогда видел, что человек он малонадежный, слабый, выпивает…» — мысленно ругал себя Веригин, вглядываясь в темень разъезженной дороги, на которой шофер каким-то чудом различал рытвины и колдобины, залитые грязной жижей.

Вспомнив свою последнюю встречу с Лукиным, в Москве, за два года до войны, Веригин подумал: «Хорошо, что выводить из окружения будет Лукин… За ним армия пойдет на смерть…»

Крайнее нервное напряжение, чрезмерная физическая усталость и последние ночи, проведенные почти без сна, дали о себе знать. Генерал заснул. Адъютант слегка похлопал шофера по плечу и дал ему попять, что ехать нужно потише.

Сквозь сеево мелкого дождя луна казалась мутно-блеклой, а когда на нее наплывали клубящиеся сугробы облаков, дорога почти совсем терялась из виду, и шофер, чтобы не сбиться с пути и не застрять в глубоких колдобинах, на несколько секунд включал подфарники.

На окраине Шутово дорогу газику неожиданно преградил часовой, направив на шофера яркий пучок света ручного фонаря.

— Хватит слепить, дурында, не видишь — генерала везу! — распахнув дверцу и ослепленно щурясь, выругался шофер.

— Пароль! — послышался из темноты хриплый голос часового, не прекращающего лучом фонарика скользить по лицам сидевших в машине.

Выскочивший откуда-то боец с винтовкой подбежал к машине, привычно и ловко, как будто он это делал уже много раз, вскочил на крыло газика рядом с шофером и махнул рукой:

— Давай прямо, только без света!..