В огне (СИ)

Даже Палпатин не был таким – он всего лишь отдавал приказы. Исполнять их или нет – решал Энакин. Он просто мог увезти юнлингов куда-то подальше, стереть записи видеокамер. Мог спасти своих друзей, подстроить их побег, и прочее. Но он этого не сделал.

Странно. Почему записи зачисток Храма ударили по ней куда сильнее, чем все то, что раньше говорил Палпатин? Казалось бы, предательство любимого человека должно было сломать ее без остатка. Но все оказалось иначе…

Вымещая на ней странную, потустороннюю злобу, Сидиус спустил с пальцев еще одну молнию, заставляя хрупкий силуэт выгнуться от боли, едва не ломая позвоночник.

Внутри что-то вздрогнуло от бессильной злобы, разливающейся вокруг. Они с Падме были в камере не одни…

Сейчас, откуда-то из глубины сознания Амидалы, на него смотрел Скайуокер. Как он сумел пробиться сквозь все те парсеки, что стояли между ними?

Одним движением Палпатин отбросил любые мысли об этом, сосредотачиваясь на мести. Как он желал, чтобы вместо девчонки перед ним был Энакин…

О, как бы он страдал за свои ошибки. Он бы тонул в собственной крови, харкая ей во все стороны, он бы молил о смерти, но мастер не дал бы такой милости бывшему ученику. Снова и снова он бы отделял плоть от костей, заставляя того содрогаться в муках, медленно умирать… А потом тот вернулся бы в эту камеру из бакты, здоровый, как младенец. И по новой… Ровно до тех пор, пока приносил бы своему мастеру толику наслаждения при своих муках. Потом он убил бы его голыми руками, заставляя захлебнуться в собственной крови.

Как жаль, что это невозможно… Как жаль, что тот, кто сломал все его планы, сейчас далеко, под защитой флота Альянса. Впрочем, был маленький шанс. Раз горе-джедай находился в разуме Падме, он почувствует все то, что чувствует она… Жаль, что Скайуокер не сможет различить ее мыслей и слов своего мастера. Лишь боль будет вокруг него… Лишь боль.

Еще одна молния слетела с кончиков пальцев, еще более мощная, чем раньше. Чудом Сидиус удержался, чтобы не перевести ее в разряд смертельной. Нееет… Девчонка еще поживет. Пусть Энакин сидит на своем кораблике, и думает, как ее спасти. А потом придет прямо в руки к своему мастеру… Он бы отдал все ради этого.

Война уже была практически проиграна – ее не спасти, не перевести на другой уровень. А вот уничтожить своих врагов он еще мог, о да. Они поплатятся за то, что сделали, своей кровью, своей смертью, и смертью своих родственников…

Еще одна молния, приносящая лишь муки. Палпатин специально не увеличивал ее мощности, мучая обоих одним махом. Если Падме потеряет сознание, все развлечение будет окончено… Нет, еще не время.

Секунды мучительно сливались в минуты. Спустя полчаса измученное донельзя тело Амидалы просто дало сбой, заставляя сознание отключиться. Теперь она не будет чувствовать боли… Жаль, что девчонка была такой слабой.

Молча, ничего не говоря, Палпатин направился на выход.

- В бакту ее… Дожидайтесь последующих указаний, - коротко приказал он. – И только попробуйте сделать что-нибудь не так…

Вскоре легкие, неслышные шаги замерли вдали, оставляя тюремные коридоры позади. Падме не слышала этого – как не слышала и всех слов Энакина, что тот пытался донести до нее сквозь пространство.

Она чувствовала лишь ту любовь, нежность, исходящую от незнакомца внутри, окутывающую ее волной, на короткие мгновения заживляющие душевные раны. Казалось, она была готова отдать все, чтобы раствориться в этом, но не могла. Тот, кто помогал ей перенести это, заставлял отойти на несколько шагов от пропасти безумия, что-то говорил… Но звуки упрямо не желали складываться в слова. Вокруг была лишь боль, смешанная с прямой ее противоположностью.

Титаническим усилием воли Энакин задвигал на задний план разросшуюся до невиданных ранее размеров ненависть, выпуская в пространство лишь любовь и нежность по отношению к жене. Только так он мог помочь ей… Только так.

Наконец, почувствовав, что она окончательно отключается, даже от своего собственного сознания, проваливаясь в глубокий сон, он отбросил все попытки концентрации. Разум, который титаническими усилиями удерживался рядом с Амидалой, сразу же вернулся в свое тело, заставляя Скайуокера вздрогнуть. Его тело было не повреждено ни на миллиметр… Однако, он до сих пор чувствовал внутри то, что пережила Падме.

Ненависть, которую он старался не выпускать наружу при ангеле, вырвалась наружу, заставляя все органы сжаться от непомерной нагрузки. Еще ни разу в жизни он не испытывал ничего подобного. Впервые злость заставила задрожать каждую жилку… Как и Палпатину, которого он ясно чувствовал в камере, Вейдеру сейчас хотелось рвать и метать.

Будь перед ним сейчас «учитель» …

Энакин оборвал себя на полумысли, вспоминая слова Йоды.

«Не может Тьма Тьму победить».