В огне желания

— Боже мой, как долго я спала! Нужно было разбудить меня раньше. Надеюсь, я не слишком задержала Стюарта?

Мексиканка покачала головой. При ходьбе ее огромное тело колыхалось. Она поставила поднос, накрытый белой накрахмаленной салфеткой, на мраморную столешницу ночного столика. Вид пищи вызвал у Присциллы не голод, а тошноту, хотя яичница с беконом, жареная хрустящая кукуруза и чашка кофе выглядели вполне аппетитно. Ночью она несколько раз просыпалась от неприятных сновидений, и это не улучшило ее настроения.

— Кажется, я не голодна и выпью только кофе.

— Нет уж, так не годится! — всплеснула руками Консуэла. — Ведь сегодня день вашей свадьбы. Нужно как следует подкрепиться. На ранчо Рейна-дель-Роблес все хорошо питаются.

Присцилла через силу улыбнулась. Она снова была в чужой одежде, на сей раз в простой хлопчатобумажной ночной сорочке. Свесив ноги с кровати, девушка машинально заплетала и расплетала кончик толстой косы.

— Приятно слышать, что Стюарт заботится о тех, кто на него работает.

— Да уж, сеньорита, наш хозяин такой.

Консуэла хотела еще что-то добавить, но тут раздался легкий стук в дверь, и она поспешила открыть. Хорошенькая черноволосая девушка стояла на пороге, прижимая к груди несколько платьев, оставшихся от приданого Присциллы. Они были тщательно вычищены и выглажены.

— Это Долорес, моя дочь, — с гордостью сказала Консуэла.

Девушка лет шестнадцати, смуглая, тоненькая, но отлично сложенная, была настолько темноволосой, что гладко зачесанные волосы, казалось, отражали солнечный свет.

— Здравствуй, Долорес, — приветливо промолвила Присцилла. — Рада с тобой познакомиться.

Девушка ответила ей по-испански и при этом так смутилась, что, едва мать приняла платья, тотчас выскользнула за дверь.

— Долорес боится, что вы ее невзлюбите.

Поймав пристальный взгляд черных, как маслины, глаз, Присцилла подумала, что мексиканка пытается получше понять ее. Это ощущение не оставляло Присциллу с момента знакомства с Консуэлой.

— Откуда у Долорес такие странные мысли? Консуэла пожала мясистыми плечами, как бы говоря:

«Не обращайте внимания», — но что-то заставило Присциллу продолжить расспросы.

— Но все же, почему она так думает?

— Долорес молода и привлекательна, а вы… вы скоро станете женой хозяина. Женам обычно не нравится, если в доме симпатичные служанки.

— Неужели она боится, что я приревную? Мексиканка снова пожала плечами.

— Консуэла! Что ты от меня скрываешь? Если я чего-то не знаю, лучше уж сразу все расскажи.

Колеблясь, мексиканка внимательно разглядывала Присциллу. Та уже было решила, что так и не дождется объяснения, но тут Консуэла заговорила:

— Если не я, то кто-нибудь другой вам все равно расскажет, а раз так, нечего играть в молчанку. Надеюсь только, что я в вас не ошиблась.

— Да о чем же речь, Консуэла?

— Долорес была женщиной нашего хозяина.

У Присциллы задрожали пальцы, и она поспешно спрятала их в складках ночной рубашки.

— Правда, едва вы приняли его предложение, он перестал с ней встречаться. Вот уже несколько недель, как ничего такого между ними нет, Долорес вернулась к прежней жизни и вполне ею довольна. Но когда появились вы, она испугалась. Долорес все твердит, будто вы прогоните ее с ранчо. — Теперь в черных глазах Присцилла увидела вызов.

— То есть твоя дочь была… была любовницей Стюарта?

— У нашего хозяина хороший аппетит во всем, — пробормотала мексиканка, отворачиваясь к окну, — а симпатичных женщин в этих местах не так уж много.

— И что же, Долорес любит его? — с замиранием сердца спросила Присцилла, теребя завязку на ночной сорочке и не решаясь поднять глаза.

— Любит? При чем тут любовь, сеньорита? У нее просто не было выбора. Моего мужа — отца Долорес — убили несколько лет назад, когда ранчо еще принадлежало дону Педро Домингесу. Тогда здесь было нелегко… многое случалось. Наконец дону Педро пришлось продать ранчо за бесценок, и хозяин по доброте душевной оставил всех, кто служил здесь прежде. Потом Долорес подросла, и он пожелал ее. Что нам оставалось делать? Ведь он мог отослать нас куда глаза глядят, бросить на произвол судьбы, но не сделал этого. — Консуэла наконец повернулась. Присцилла увидела взгляд матери, встревоженной опасностью, грозящей ее ребенку. — Теперь сеньор Эган решил жениться и больше не нуждается в Долорес. Она может выйти за Мигеля, которого давно любит… если, конечно, вы позволите ей остаться.

Присцилла не знала, что и ответить мексиканке. Сначала она полагала, что Долорес видит в ней соперницу, но нет… здесь все совсем иначе. Это какой-то особый мир, со своими законами.

— Но почему твоя дочь опасается меня? — с горечью спросила она. — Насколько я поняла, слово Стюарта здесь закон. Мое мнение вряд ли сыграет какую-то роль.

— Да, в большинстве случаев, но не в этом. Здесь хозяин оставит все на ваше усмотрение.

— Тогда, разумеется, Долорес останется, — решительно заявила Присцилла. — Твоя дочь совсем еще дитя. За что мне держать на нее обиду? Она ни в чем не провинилась передо мной.