В огне

Девушка слегка покраснела.

— А нельзя ли мне передать письмо? — спросила она, помолчав.

— Можно, конечно. Оно у вас с собой?

— Я… можно я здесь напишу?..

Суан сказал Хоа, чтобы тот взял у девушки письмо и не забыл передать его Дыонгу из первой роты…

Да, солдаты теперь тоже не забывают своих девушек. Нынешние молодые — счастливцы: никто из них по чужой воле не женится и не выходит замуж. Им, пожалуй, не понять, как все было в старину. Суан никогда не рассказывал дочери, что родителей ее связывала не столько любовь, сколько долг. Какая от этого польза, одно расстройство! Вспоминая о прошлом, он еще больше жалел Тхуан. Она вышла за него, никогда не видев его прежде, и впервые смогла мельком взглянуть на жениха, когда тот вместе со сватами принес в невестин дом традиционный бетель. Едва они поженились, началась революция. Он ушел в армию, и хорошо, если удавалось раза два-три за год побывать дома. Тхуан понимала, конечно, что муж ее не любит, но молчала, не жаловалась. Встречаясь с женой, он чувствовал, как сердце у него сжимается от боли. «Что сделано, то сделано, — думал Суан, — ни она, ни я не виноваты, надо теперь как-то уживаться. Она, в общем, добрая и верная жена, да потом сейчас главное — война до победы…»

Когда же пришло письмо о том, что Тхуан погибла во время бомбежки, он долго мучился от смутного сознания своей вины перед женой. И, может быть, поэтому так заботливо растил маленькую Май. Теперь дочка Тхуан уже совсем большая. Такая же красивая и самостоятельная, как та девушка у парома или «землячка товарища Дыонга»… Конечно, судьба ее сложится иначе, чем у Тхуан. Революция принесла ей новую жизнь, и никто не сможет эту жизнь у нее отнять!..

Суан уснул.

IV

Ему вдруг приснилось, будто над ним гремит гром. Солнечный луч ударил прямо в лицо. Он зажмурил глаза. В небе грохотали реактивные самолеты. Он услыхал, как Мау скомандовал:

— Внимание! Направление тридцать четыре…

У него еще слипались глаза, но мозг сработал сразу: «Начался бой!..» В соседнем шалаше как ни в чем не бывало храпел Хоа. Суан выбежал из землянки.

Голос Мау звучал все так же спокойно, с неистребимым южным акцентом:

— Отставить наблюдение за самолетом-разведчиком! Направление три, взять цель!

И, словно эхо, отраженное от невидимых сводов, повторились его слова:

— …направление три, взять цель…

— Непрерывно наблюдать за нижним слоем облаков, подготовиться к внезапной атаке!

— …подготовиться к внезапной атаке…

Мау стоял, закинув голову, на небольшом, скользком от грязи холме. Зеленые штаны его были закатаны до колен. Он придерживал рукой висевший на груди бинокль, за спиной у него колыхалась от ветра накидка из парашютной ткани. Рядом стояли политрук боевой группы Фаунг и начальник штаба Зиак, оба в таких же накидках. Они наблюдали в бинокли за белыми облаками, тянувшимися над зелеными отрогами гор. Прямо перед ними по склону вилась траншея, скрытая диким кустарником. В ней группами сидели штабные командиры и офицеры связи. Высокая антенна изгибалась, точно побег бамбука. Справа и слева от Мау в небольших окопах склонились над телефонными аппаратами и рациями двое солдат; они повторяли вслух каждую фразу Мау, передавая распоряжения на позиции рот.

Прохладное утро было необычайно прозрачным. Холм, где расположился командный пункт, поднимался над полями, засаженными арахисом. Неподалеку от дороги, поворачивавшей к реке, стояла древняя часовня с почерневшими и обросшими мхом стенами. Посреди двора, некогда вымощенного кирпичом, возносились к небу старые баньяны; их могучие стволы переплетались, словно тела гигантских питонов. За часовней виднелась школа, черепичная крыша ее была разбита осколками. Рис на широких полях по другую сторону дороги был почти весь убран, лишь кое-где отсвечивали под солнцем золотистые квадраты волновавшихся на ветру колосьев. Там стояло огромное дерево гао, ветви его четко вырисовывались на фоне неба, А дальше зеленели бамбуковые изгороди, одна за другой убегавшие к горизонту, и блестела лента реки в белых песчаных берегах.

* * *

Суан поднялся на холм и быстрым взглядом окинул всю позицию. В небе по-прежнему гудели два реактивных разведчика; они кружили на большой высоте и казались отсюда белыми точками, терявшимися в синеве неба.

И поля, и река, и деревни — все дышало таким спокойствием и тишиной, что, не будь этого надсадного воя самолетов, трудно было бы догадаться, что идет война.

На кооперативном току позади школы какой-то мужчина строгал бамбуковые прутья в тени арековой пальмы. Крестьяне вывели из деревни буйволов и коров и привязали их в поле под укрытием густого кустарника. Люди, собравшиеся на пригорках под деревьями, ждали, когда зенитчики вступят в бой с самолетами. Рядом с древними надгробьями у часовни пастушонок, запрокинув голову, глядел в небо. Прямо около холма две девчонки лет по тринадцати пропалывали арахис, время от времени распрямляя спины и с любопытством поглядывая на солдат.

А самолеты все грохотали в небе. Гул то ослабевал, то снова нарастал и доносился уже со всех сторон горизонта.