Въ огонь и въ воду

— Я знаю, сказала Орфиза, что вы не уступите никому въ вѣжливости, и въ любезности.

— Вы меня просто околдовали, прекрасная кузина: великодушіе — теперь моя слабость… Я хочу доказать вамъ, что бы ни случилось, что во мнѣ течетъ кровь, которая всегда будетъ достойна васъ.

Орфиза наградила его за послушаніе и за мадригалъ такой улыбкой, какой онъ не видѣлъ со дня охоты на которой чуть не убилась Пенелопа.

Близкій отъѣздъ привелъ Гуго въ отчаяніе: ему предстояло разстаться съ этими мѣстами, гдѣ онъ каждый день видѣлъ Орфизу, гдѣ ихъ соединяли одни и тѣ же удовольствія, гдѣ онъ дышалъ однимъ съ нею воздухомъ, гдѣ онъ могъ отгадывать всегда ея мысли. Сколько условій будетъ разлучать ихъ въ Парижѣ и какъ рѣдко будетъ онъ съ ней видѣться!…

Наканунѣ отъѣзда Орфизы въ Блуа и оттуда въ Парижъ, Гуго, проведя съ ней послѣдній вечеръ, грустно бродилъ подъ ея окнами, надѣясь увидѣть еще хоть тѣнь ея на стеклѣ. Его била лихорадка. Безумная мысль пришла ему въ голову и овладѣла имъ съ такой силой, что черезъ минуту онъ ужь мѣрялъ разстояніе до балкона, на которымъ показывался изрѣдка легкій силуэтъ Орфизы: онъ желалъ чего-нибудь отъ нея, какой-нибудь вещи, которой касалась рука ея и которая могла бы напоминать ее повсюду.

Перенесенный на другое мѣсто огонь показывалъ, что герцогиня перешла во внутреннія комнаты. Не прошло и пяти минутъ, какъ онъ уже былъ на балконѣ, не зная самъ, какимъ путемъ онъ туда взобрался, но съ твердой рѣшимостью не сходить внизъ, пока не найдетъ свое сокровище. Окно было полуотворено, онъ толкнулъ его рукой и вошелъ въ маленькую комнату, которая отдѣлялась одной только полуприподнятой портьерой отъ той, куда ушла Орфиза. Его мгновенно охватилъ тотъ самый запахъ, очарованіе котораго онъ ужь не разъ испытывалъ: то было какъ бы ея собственное дыханіе.

Повсюду были разбросаны ея вещи: бывшее на ней въ этотъ день платье изъ блестящей матеріи, облекавшее ея легкій станъ; тонкое кружево, покрывавшее ея плечи отъ вечерней сырости; венгерскія перчатки, еще сохранявшія форму ея милыхъ ручекъ; маленькіе атласные башмачки, обтягивавшіе ея дѣтскія ножки; вѣеръ, которымъ она играла такъ граціозно, какъ истинная кастильянка; все говорило ему объ ней. Гуго стоялъ въ восхищеніи, упиваясь ароматомъ всѣхъ этихъ вещей, но среди этого восторга начинало закрадываться въ него безпокойство: что, если вдругъ Орфиза выйдетъ въ эту комнату, что подумаетъ она, увидѣвъ его здѣсь, какъ и чѣмъ онъ объяснитъ ей свое присутствіе? Можно-ли надѣяться, что ему удастся уйдти такъ же неслышно, какъ онъ вошелъ? Онъ и не подозрѣвалъ, что Орфиза уже слѣдила за всѣми его движеньями.

Какъ ни легко онъ взошелъ на балконъ, но въ ночной тишинѣ все было такъ безмолвно, что какъ только Гуго ступилъ ногой на полъ, она стала прислушиваться; скоро ей показалось, что окно открывается невидимой рукой; легкій трескъ паркета предупредилъ ее, что кто-то ходитъ до сосѣдней комнатѣ. Она была слишкокъ храбра, чтобъ звать кого-нибудь на помощь: дочь одной изъ героинь Фронды, она, какъ и мать, не знала вовсе страха. Она подумала, не Шиври-ли это, извѣстный своей наглой смѣлостью, и ужь схватила кинжалъ, готовая твердой рукой поразить его за такую дерзость; молча, приподнявъ портьеру, она посмотрѣла.

Она задрожала, узнавъ Гуго де-Монтестрюка. Какъ! онъ, въ ея комнатахъ, въ такой часъ! что ему нужно? Удерживая дыханье и спрятавшись за толстую портьеру, изъ-за которой могла все видѣть, тогда какъ ея самой было невидно, она слѣдила за каждымъ его шагомъ. Первое чувство ея было — гнѣвъ и огорченіе: Гуго падалъ въ ея мнѣній и сердце ея сжимаюсь отъ сожалѣнья; второе чувство было — удивленіе и нѣжное умиленіе.

Послѣ минутной нерѣшимости, Гуго подошелъ осторожно къ креслу, на которомъ висѣлъ вѣнокъ изъ розъ, бывшій сегодня на корсажѣ у Орфизы. Оглянувшись на всѣ стороны, онъ оторвалъ въ волненьи одинъ цвѣтокъ, страстно поцѣловалъ его и спряталъ у себя на груди. Онъ ужь хотѣлъ уходить и повѣсилъ осторожно вѣнокъ на спинку кресла, когда вниманіе его обратилось на что то, чего Орфиза не могла разсмотрѣть изъ-за своей портьеры. Гуго нагнулся и нѣжно снялъ съ бѣлаго атласнаго корсажа какую-то ниточку золотого цвѣта: то былъ длинный волосъ Орфизы. Она улыбнулась, увидѣвши, съ какимъ восхищеньемъ онъ разсматриваетъ свою находку, какъ будто она дороже для него всякаго жемчужнаго ожерелья, и тихонько выпустила кинжалъ изъ рукъ. Къ чему ей нужно было оружіе противъ такого почтительнаго обожанія?

Долго Гуго разсматривалъ при огнѣ стоявшей на столикѣ свѣчи тонкіе изгибы этого бѣлокураго волоса, онъ то вытягивалъ его, то обвивалъ золотымъ кольцомъ на пальцѣ. Вдругъ онъ досталъ спрятанную на груди розу и, обмотавъ вокругъ стебелька найденный волосъ, завязалъ оба конца и спряталъ опять на груди, какъ воръ, схватившій какую-нибудь драгоцѣнность.

Онъ уходилъ тихо и уже дошелъ-было до окна, какъ вдругъ тяжелыя складки портьеры раскрылись и передъ нимъ появилась Орфиза. Онъ отступилъ шагъ назадъ, вскрикнувъ отъ ужаса.