В океане без компаса

Таким образом, способность мигрирующих животных находить острова ставит нас перед двумя нерешенными проблемами. Во-первых, необходимо понять, каким образом род Chelonia мог научиться их находить, то есть каким образом эволюция могла создать сложнейший комплекс инстинктов, который требуется для обнаружения столь крохотной цели. На это возможен только один логический ответ: вначале цель была либо не такой отдаленной, либо не такой крохотной. Во-вторых, надо объяснить, каким образом животные находят острова, каков их навигационный механизм. Тут, по-видимому, полезно исходить из предположения, что процесс нахождения островов слагается из нескольких процессов, в которых путешествующее животное использует всю доступную ему информацию, и что каждый вид решает определенные навигационные задачи по-своему. Но при этом нужно помнить следующее: каждый путешественник в открытом океане обязательно будет унесен в сторону от своего курса в неизвестные ему области океана, где вехи, ведущие к острову Мета, малочисленны и, скорее всего, одинаково используются черепахами, крачками и моряками.

Глава седьмая

Впереди над темным пляжем мелькнул огонек. Разговоры смолкли, и слышно было только, как шлепают по воде подошвы и негромко рокочет прибой, который в этот вечер прекратил свой обычный рев.

— Кто там может быть? — раздался вопрос, и я ответил, что не знаю, хотя на самом деле прекрасно это знал.

Огонек в отдалении продолжал то вспыхивать, то угасать, прочеркивая узкие полоски, словно огненосный щелкун, кружащий в ночном лесу. Так он плясал некоторое время, точно занимаясь каким-то тайным делом, а потом погас и больше уже не загорался. И мы продолжали идти сквозь тьму в полной тишине, нарушаемой только шлепаньем подошв и ритмичным шорохом волн.

Мы шли у самого края воды, и некоторые шагали босиком прямо по накатывающимся волнам, а другие держались чуть выше, стараясь не замочить ног. Ночь, несмотря на безветрие, была прохладной, и неторопливые, невысокие буруны прибоя фосфоресцировали так слабо, что их гребни не напоминали жидкого пламени, оставаясь просто белой пеной. Нас было много. Постоянные обитатели Черепашьего устья — Дэвид Эренфелд из Флоридского университета, Билли Крус из Сан-Хосе, моя жена Марджи, мой сын Дэвид и я; и еще Шелтон Мартинес, заведующий Станцией Зеленой черепахи. С нами шли и наши гости — Хосе и Карен Фигерес. Дон Хосе — бывший президент Коста-Рики, человек, пользующийся большим влиянием в стране, и нам всем очень хотелось, чтобы он, побывав с нами в эту ночь на пляже, пришел к заключению, что морским черепахам грозит большая опасность и их необходимо спасти. Если бы он встал на сторону черепах, это могло бы оказаться для них очень полезным.

Мы уже посмотрели, как несколько черепах мирно рыли гнезда, и продолжали прогулку главным образом потому, что ночь была очень приятной. Большая часть пляжа осталась позади, и от того места, где река поворачивает к морю, нас отделяло только полмили песка. И огонек, танцующий там, мог быть только фонарем браконьера. Я колебался, не зная, то ли предложить всем вернуться назад, потому что браконьеры, добывающие калипи, оставляют после себя жуткие следы, то ли сказать — посмотрите, браконьеры убивают черепах даже у самой станции!

Огонек опять вспыхнул и тут же исчез. И дон Хосе спросил — на этот раз так, что не ответить было нельзя:

— Кто это?

— Браконьер, конечно, — сказал Билли.

— Но какой смысл браконьеру убивать морских черепах? — спросила Карен. — Они же весят по триста фунтов. Такой браконьер должен быть очень сильным человеком.

Тогда Билли рассказал им про калипи — хрящ, который срезается с костей нижнего щита черепахи. С одного пластрона можно получить полдесятка кусков, которые вместе весят фунтов пять, а высушенные — и того меньше. Те дни, когда браконьерам приходилось тащить на рынок целую черепаху, давно ушли в прошлое. За калипи фабриканты черепахового супа платят больше, чем можно было выручить десять лет назад за целую черепаху.

— А что происходит с черепахой? — спросила Карен.

— Esa es la cosa, — сказал Билли. — Она достается сарычам.

Мы замолчали и пошли дальше. Огонек больше не вспыхивал. Я мысленно представил себе, как браконьер пробирается сейчас по кустам к лодке, спрятанной где-то на берегу лагуны. Я подумал о том, какие следы он оставил на пляже, и уже собирался сказать, что нам, пожалуй, следует вернуться, но тут мы увидели в белой пене убегающей волны темное тело. Предлагать вернуться было уже поздно.

Это была калипированная черепаха. Я подбежал к ней и потрогал неподвижный ласт — он не пошевелился, а голова животного безжизненно подпрыгивала на волне. Ну, во всяком случае, эта черепаха была убита. Но так случается далеко не всегда. Чаще можно наткнуться на черепаху, которая лежит на спине и судорожно хлещет ластами, а там, где был пластрон, блестят разноцветные внутренности, среди которых бьется сердце, способное биться так еще очень долго.