В океане "Тигрис"

Правда, разъезжали мы на этой машине всего день-два. Потом ее забрали назад, а взамен прислали современную, новенькую, только-только после обкатки.

Машина очень нас выручает. Вожу к стапелю снаряжение, провизию, ребят в госпиталь.

Напишу заодно о своих больных.

ПОКА — ТЬФУ-ТЬФУ

По утрам у моей палатки выстраивается череда арабов. Они хорошие люди, но ужасно любят лечиться. Тот показывает на голову, этот покашливает, третий держится за живот. Предъявляют прыщики и царапины. Глотают витаминные таблетки и удовлетворенно благодарят.

С Карло по-прежнему — там случай особый. Никак Рашада не прогнать к стоматологу — боится и отлынивает. Пригрожу, что Тур отстранит от старта.

В остальном же порядок. И — что радостно — почти полное отсутствие экзотики. А я наслышан о здешних хворобах, об укусах финиковых ос, о поносе, переходящем в дизентерию, о «багдадской шишке», лечение которой тянется чуть не год.

Пусть парни и дальше держатся молодцами и веселят мой лекарский взор. Особенно приятно глядеть на Детлефа. Крепыш, здоровяк, а уж каким я застал его! Вернусь к мемуарам.

СЕЗАМ В ДРУГОЙ РАЗ

Итак, 22 октября я вылетел из Москвы и в тот же день приземлился в Багдаде. Мне повезло, и в самолете я оказался рядом с нашим послом в Ираке А. А. Барковским. Анатолий Александрович — человек чрезвычайно интересный и интеллигентный — рассказал мне много полезного и поучительного об Ираке и обещал свое содействие, которое, как показали дальнейшие события, было необходимым, действенным и своевременным.

В Багдаде пришлось пробыть три дня, утрясая таможенные формальности с багажом. Бегал по канцеляриям, ставил на бумажках штампы и печати. Города фактически не видел, а то, что видел, не напоминало о тысяче и одной ночи. Ни с багдадским вором, ни со стариком Хоттабычем ассоциаций не всплывало.

Когда позже я поведал о своих разочарованиях Рашаду, он рассердился: Багдад — отличный город, мне просто не показали его как следует, был бы он, Рашад, моим гидом, вышло бы лучше. На что Асбьерн заметил: «Да, ты у нас известный Гарун ар-Рашад».

Как бы то ни было, столица Ирака осталась для меня лишь промежуточным пунктом, станцией пересадки. Я спешил в Эль-Курну, сюда.

ДВЕ КУРНЫ

В Египте, близ Долины царей, недалеко от места, где были отрыты знаменитые сокровища Тутанхамона, существовала — а может, существует и теперь — деревушка Курна. Лет сто назад выяснилось, что она сплошь населена грабителями гробниц. Причем грабителями потомственными: ремесло передавалось от отца к сыну с XIII века до новой эры. Ничего себе династия!

Так вот: наша, иракская Эль-Курна ничего общего с египетской Курной не имеет. И слава ее не столь скандальна. Вернее, почти никакой славы и нет.

Маленький городок между Багдадом и Басрой, там, где Тигр и Евфрат сливают свои воды в Шатт-аль-Араб…

На туристской схеме Ирака Эль-Курна обведена рамкой с надписью, почему-то немецкой, «Дас парадиз». Но таких же рамок на схеме еще две, на севере и на юго-западе страны, и в каждой, кроме надписи, еще знак вопроса, дескать, все три парадиза — предполагаемые.

Следовательно, и библейская знаменитость Эль-Курна — как бы с вопросительным знаком.

Хотя здесь с гордостью демонстрируют гостям пресловутое древо — в его, мол, тени Адам и Ева совершили первородный грех. А курненский рестхауз — дом приезжих, по-нашему — носит поэтическое название «Сады Эдема».

К «Эдемским садам» мы с Игорем Беляцким, заведующим бюро АПН в Ираке, и подъехали после утомительного дня пути.

ЗАСНУЛ В РАЮ

В доме светились окна. Тур радушно нас приветствовал, мы обнялись, и он тут же сообщил новости. Норман в дороге, Ганс Питер скоро вернется, Детлеф уже здесь, но неважно себя чувствует — не осмотрю ли я его? Жаль, у врача с места в карьер начинается практика!

Детлеф лежал с пузырем льда на лбу. Он не то что неважно, он очень плохо себя чувствовал. Вчера — сорок, сегодня — тридцать девять. Болезнь в Азии распространенная, европейцам не слишком знакомая: особая кишечная форма гриппа.

Тут же приступил к интенсивному лечению.

Тур показал свою коллекцию мокнущего камыша — о ней я, кажется, писал. Поднялись на крышу рестхауза и взглянули сверху на лодку. Она поразила меня, настолько была внушительней «Ра».

Не забыть чувство, владевшее мной, пока я врачевал Детлефа, брал в руки влажные невесомые стебли и угадывал в полутьме очертания гигантского веретенообразного корпуса. Мне казалось, что это уже со мной было однажды, что снова вижу знакомый в мельчайших деталях сон.

Или — наоборот: будто спал и проснулся, и вокруг по-прежнему южная ночь, марокканская ли, иракская ли, на стапеле недостроенное судно, реплики вполголоса о плавучести, о парусе, о рулях…