В окопах Донбасса. Крестный путь Новороссии

Вот и самый передок. Уже за этой стеной — прямой обзор на укровские позиции, до которых несколько сот метров. Ротный собирает наших ребят и ребят из Шахтёрской дивизии, даёт краткий инструктаж. Мы, тем временем, по уже выработавшейся привычке быстро выбираем место для «Скорой» — чтобы удобно поднести раненого, быстро выехать, чтобы не зацепило бесценную машину осколками. Развёртываем полевой медпункт — то же самое, чтобы удобно поднести, сразу оказать полный объём медицинской помощи, прикрыто от огня.

Вскоре понесли первых раненых, но ещё раньше — самого первого убитого. Никакая медицина не смогла бы его спасти — граната из гранатомёта разорвалась прямо под ногами. Резким контрастом с развороченной нижней половиной туловища, животом, ногами было спокойное, умиротворённое лицо воина. Звали его простым старым русским именем Арсений — он был добровольцем из далёкого Красноярска. Приехал сюда, на землю Донбасса, сражаться за Россию и здесь обрёл мученический венец. Он жил на нашем этаже, изредка заходил поболтать, и я хорошо знал его. Ангел закрыла ему глаза. В бою нервничать нельзя — я только вздохнул и ощутил, как очередная тяжёлая плита скорби придавила душу, в довесок ко всем, бывшим ранее. В день похорон ребята попросят меня связаться с его родственниками. Я окажусь самым первым, кто сообщит им эту скорбную весть — а в довершение узнаю сам, что он — единственный сын у матери, холостой, не оставивший ей внуков. Для меня, в числе погибших, до сих пор Арсений — одна из самых тяжких утрат. Спи спокойно, дорогой Арсений, я уверен, что Всевышний почтил тебя своею милостью, и ты сейчас — в сонме праведников, «за Веру и Отечество живот свой положивших», в Чертогах Его.

Однако всё равно, страшно горько, когда такие достойные воины, лучшие сыны нашего народа, уходят, не оставив потомства, а всякая мразь, сбежавшая при первых звуках выстрелов, а то и пошедшая в услужение фашистам, сама живёт, да ещё и размножается. Распространяет свои поганые предательские гены среди великого и святого русского народа…

Было ясно как божий день, что это — только начало, и день будет жарким. Я чисто для соблюдения формальностей спросил разрешения у командования, и побыстрее созвонился с ребятами с других подразделений, а кроме того, сгонял машину и пригнал пару крайне толковых и решительных гражданских (на тот момент) врачей, которые давно просили взять их «на махач»…

Не обошлось без смешного (на самом деле возмутительного) эксцесса. Первый военный госпиталь Донецка по нашим просьбам выделил нам на этот день свою машину и бригаду боевых и толковых медиков. Но у них не было бензина — от слова «совсем». Надо было литров сорок, чтобы заправиться — на день работы им хватило бы. Я отправил нашу «Скорую» в расположение части, чтобы Ангел взяла топливо и отвезла им, пока обстановка позволяет. Ротный распорядился топливо выделить.

Прошло совсем немного времени, и противник отработал по нам «Градами». Земля заплясала, как крутая морская волна. И тут я услышал громкие возмущённые вопли Ангела, которые легко заглушили грохот разрывов. Вообще-то голос у неё если надо — поставленный, командирский, как говорится, «опыт не пропьёшь», — если человек ротой спецназа командовал, то это оставляет свой отпечаток на всю жизнь. Однако сейчас это было нечто запредельное для возможностей человеческой глотки. Как сейчас помню, я приподнялся и с тревогой сказал: «Беда, Ангела кто-то рассердил». Вопли стремительно приближались, они легко перекрывали грохот разрывов, и отчётливо доносились подробности: «Пидор… тыловая крыса… вернусь — застрелю мразь!» Оказалось, что наш «славный» начальник тыловой службы, по слухам — даже полковник, Сан Саныч, весьма неудачно оказался рядом с гаражом, когда туда подскочили наши. О его «деятельности» на этом посту можно рассказывать долго — всё, что можно, было нами написано и отправлено в сотню инстанций в виде рапортов, однако судя по тому, что его не только не наказали, но даже и не сняли с должности, можно было и не писать. Не хочу марать страницы повествования о героических наших бойцах дальнейшим рассказом о нём, скажу только об этом эпизоде. Этого будет достаточно, чтобы составить себе исчерпывающее представление о данном индивидууме. Итак, когда Ангел сказала, что наши ребята ведут тяжёлый бой, у нас много раненых, и есть приказ ротного выдать топлива для «Скорой», этот «труженик тыла» заявил: «Срать я хотел на ротного, топлива не дам!» Ангел молча достала «Макаров» и передёрнула затвор. Убегая за угол, этот увешанный «Стечкинами» с ПБСами «герой» успел крикнуть: «Налейте этой сорок литров!» Тыловики в этом плане очень сметливы и всё понимают. Он прекрасно почуял всем своим нутром, что за наших ребят Ангел легко его могла «обнулить».