В окопах Донбасса. Крестный путь Новороссии

Мехвод ловко приткнул плоский лоб брони к синим воротам углового дома, стрелой вылетел из люка, залёг у гусеницы с автоматом. Егор — феноменальный, прирождённый воин. Стрелок, разведчик, водитель и механик-водитель, который водит всё, что движется, и стреляет со всего, что плюётся огнём, до ПЗРК включительно. Башенка МТЛБ чутко повела жалом ПКТ. На пулемёте — Ангел, у неё опыт ещё с Чечни, за неё тоже можно не волноваться.

Так, это всё хорошо, но у кого же всё-таки нам узнать дорогу к этому … элеватору?

— Какого хрена прётесь прямо в дом?

По двору неспешно шествовал весьма гневный хозяин. Если честно — я чуть обалдел. При такой активной стрельбе, будучи безоружным гражданским, выйти ругаться невесть к чьему танку, который стоит у ворот, — это надо быть весьма смелым человеком.

— Сожалеем, что побеспокоили вас. Подскажите, пожалуйста, как проехать к элеватору?

— Туда, туда и там повернёте!

Снова бряцает под гусеницами асфальт. Я ещё успел подумать:

Был страшный бой. Всё помню как спросонку,
Но только не могу себе простить —
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
Но как зовут — забыл его спросить.

Идут годы, проходят десятилетия — но, как в Великую Отечественную, бьёмся против фашистов в тех же самых местах и так же как тогда, местные жители помогают нам.

У элеватора было весьма шумно. Если по всему населённому пункту пули свистели, то здесь они гудели как пчелиный рой. Противник был в нескольких сотнях метров от наших стрелковых цепей, и обе стороны ожесточённо стреляли друг в друга.

Здесь же был мой командир эвакуационного взвода. Оглушенный, еле стоящий на ногах, но живой, чертяка! Он руководил погрузкой раненых в один из МТЛБ пехоты. Мы быстренько засунули их всех в десантный отсек, я сбегал к командирам, объяснил, где у нас развёрнут перевязочный пункт на окраине Горловки. И мы побежали забирать тех, которые уже не раненые… Погибших было много, не менее семи человек. Большинство их раздавило танком.

Погибших закинули на броню, я сел тоже сверху и на ходу руками придерживал тела погибших ребят, чтобы они не попадали с брони. Ангел пересела на место командира и показывала дорогу мехводу. Следом за нами летел МТЛБ с ранеными.

Тягач с ранеными у нашей полевой медицинской точки я задерживать не стал — он понёсся сразу во вторую больницу. Ехать до неё было менее двадцати минут, умирающих среди раненых не было, — тяжелораненого вытаскивать из-под брони на мороз только затем, чтоб спустя те же двадцать минут повезти в ту же больницу, но уже на другом транспорте, совершенно бессмысленно. С ними уехал и контуженный, но, к счастью, живой командир эвакуационного взвода. С нашего МТЛБ начали сгружать тела погибших ребят, аккуратно выкладывать на чистый снег вдоль обочины. Пару тяжёлых раненых аккуратно выгрузили из нашего МТЛБ, и доктора стабилизировали их состояние в «Скорых», перед тем как везти больницу. Потом поодиночке стали прибывать разные единицы транспорта из освобождённых нами Озеряновки и Михайловки — «Уралы», «КамАЗы», реже — бронетехника. Поскольку у нас на медпункте были доктора высшей квалификации, то получалось, что спустя несколько минут после ранения пациенты получали не просто «первую доврачебную», но и «первую врачебную», и даже «квалифицированную врачебную» помощь.

Выезд на боевые: Логвиново

Я кратко доложил обстановку начальнику штаба, и некоторое время «руководил работой полевого медицинского пункта», как обычно пишут в рапортах по результатам боя. На самом деле, — как сказал академик Капица, «руководить — это значит не мешать хорошим людям работать». Медпункт был развёрнут, врачи обеспечены всем необходимым и делали свою привычную работу, конвейер «Скорых» налажен — главное было не мешать.

Из того что ещё запомнилось в этот день — когда привезли очередного тяжёлого раненого, я сразу заметил, что он уже умер. Бывает такое — пока везли, душа оставила этот мир от ранений, несовместимых с жизнью. Однако, по канонам медицины, раненого надо хотя бы попытаться реанимировать. Стандарт для военного времени — две минуты качаем, если запустить сердце и дыхательную систему не удалось — занимаемся другими. Этого откачивали минут 10, скопились другие раненые, нуждавшиеся в помощи. Тогда я сказал доктору-реаниматологу: «Ещё пять минут качаем — если не поможет, прекращаем». Тут, расталкивая раненых, ко мне с воплем «какие пять минут?!» прорвался ещё один боец. Стоя передо мной и гневно глядя прямо в глаза, он отрывисто бросил: «Какие пять минут — это мой брат!» Естественно, я скомандовал, и мы продолжали реанимационные мероприятия — так и загрузили его в «Скорую», продолжая оказывать помощь, и увезли, не переставая пытаться реанимировать — хотя я и видел, что это бесполезно…