В окопах Донбасса. Крестный путь Новороссии

У нас служила Вера Викторовна, врач-гинеколог. Ведь в ополчении служит много девушек и женщин, и они нуждаются в такого рода специалисте. О женщинах и девушках на этой войне я уже писала и напишу еще не раз. Их не очень много, но все они — и молодые, не познавшие еще радость материнства девочки, и женщины постарше, имеющие семьи, все они пришли воевать и защищать свою землю. Вместе со своими мужьями, сыновьями и отцами они мужественно переносят все тяготы и лишения военного быта. В подразделении А., в котором мы служили первые недели пребывания в Горловке, и в Спецназе ДНР рядом с мужьями были их женщины. Во время боев за «ноль», то есть границу, они в полях и посадках перенесли весь этот ад. Нехватку воды, продуктов, обстрелы и смерти близких. Наши мужественные и храбрые женщины служат во многих подразделениях. В горловской бригаде есть командир артиллерийского дивизиона с позывным «Корса». Удивительная женщина! Командует «Градами», под её началом сотня мужчин и все её уважают за храбрость, ум и сильный характер. Женщина на войне — это еще и пример для мужчин. Трудно быть трусом, когда рядом с тобой воюют женщины.

Работа налаживалась. Настя из Питера продолжала присылать медикаменты адресно на Юрия Юрьевича. Друзья из Москвы присылали деньги на нужды госпиталя. С их помощью купили рации, поставили камеры наружного наблюдения, чем существенно облегчили работу караульных. Приближалась зима, и не хотелось морозить людей без необходимости. Да и намного удобнее — обзор отличный.

Одной из основных наших задач на данном этапе были выезды на места обстрелов города. «Скорая помощь» гражданская не справлялась, а в некоторые места и боялась ездить. У нас сформировались дежурные бригады, которые выезжали на такие адреса. Очень часто это делали мы с Юрой и наш Красный. Ведь мы жили на работе, и поэтому нам не нужно было много времени на сборы. Да и опыт боевой много значит. Горловку очень сильно обстреливали. Не проходило недели, чтобы где-то не гибли мирные жители. Укры ведь стреляют по мирному населению. Каждый выезд — это трагедия. Самые запомнившиеся, они же и самые страшные. В середине ноября снаряд прилетел в девятиэтажный дом. Нам передали по телефону адрес со станции СМП, и мы на двух машинах полетели туда. Попадание было в верхние этажи. На восьмом в квартире зажата возле балкона пожилая женщина. У неё сломана нога и сильный шок. Вся квартира — нагромождение сломанной мебели, штукатурки, бетона и битого стекла. Пробралась к ней, но оказать помощь невозможно — нужно вынести на ровное место. Тут появился мой Красный. Крикнули соседям, чтобы тащили простыни или покрывала. С трудом положили женщину на эти импровизированные носилки. Кое-как разгребли это нагромождение мусора и потащили женщину на площадку. Там ею занялся врач, а мы — наверх. Вылетаю на площадку, вижу лежащего ребенка лет 12. Первое движение — пощупать пульс на шее, и уже дотронувшись, замечаю, что головы просто нет. Стоящим на площадке соседям даю задание завернуть ребенка в покрывало, а сама лезу в разваленную квартиру. Вижу под завалом женщину — молодая блондинка, белая от штукатурки. Соседи говорят, она мертвая. Я им — нет. Пока я сама не убедилась, что она мертвая, она для меня живая. Лезу к ней, и в тот момент она застонала. Зову наших ребят. В тот день дежурили два Дмитрия — врач и фельдшер. Они с помощью соседских мужчин достают девушку из-под завала. Над ними — разбитое перекрытие, которое могло в любой момент рухнуть и умножить жертвы. Но обошлось. Дмитрий повез молодую женщину, а мы — старушку и её внука со сломанной рукой. С ними все обошлось, а вот женщина все-таки умерла в реанимации через несколько дней после операции. В той квартире погибли все — муж, жена и двое деток — мальчик 12 лет и девочка лет трех. Их хоронили всем городом.

Отвезли пострадавших и вернулись обратно. Вдруг еще кого-то нужно будет вывозить. И тут пришлось оказывать помощь родственникам пострадавшей семьи. Приехали мать, отец и сестра. Это ужасно. Как могли успокаивали убитых горем людей, но это мало помогало. Матери стало настолько плохо, что пришлось сделать укол, чтобы женщина уснула, иначе могло бы закончиться инсультом. Это еще одна сторона нашей работы — общение с родственниками убитых и раненых. Это очень тяжело. Иногда приходится жестко разговаривать с людьми, чтобы привести в чувство.

Хотя у самой в душе все кипит и слезы вот-вот польются сами. Но нам нельзя показывать свои эмоции. Единственный раз, когда в нашей машине плакали все, даже мой Юра, это когда везли маленьких деток, раненных в районе Короленко, и их бабушку.