В оковах льда

— Ты тут армию ждал?

— Из одного воина. Я знаю, сколько ты ешь.

И он этим восхищается. Иногда он просто сидит и смотрит, как я ем. Раньше меня это бесило, теперь уже не так.

Я истребляю еду, а потом мы падаем на диван и смотрим фильмы. Танцор тут все электрифицировал, подключив к самым тихим генераторам из всех, что мне попадались. Он умный. Он пережил Падение без единой суперсилы, без семьи и без друзей. Ему семнадцать, и он совершенно один в этом мире. Ну, теоретически у него есть семья, где-то в Австралии, но, учитывая, что по миру рассекают Феи, самолеты не летают и корабли не плавают, с тем же успехом его родных можно считать мертвыми.

А может, они и правда мертвы.

Как почти половина мира. Я знаю, что он считает их погибшими. Мы об этом не говорим. Я знаю это по тому, как он молчит на определенные темы.

Танцор приехал в Дублин, чтобы посмотреть кафедру физики в Тринити-колледже и решить, хочет ли туда поступать. Но тут рухнули стены, оставив его отрезанным от всего и одиноким. Он учился дома с разными учителями, и он умнее всех, кого я знаю. Полгода назад он окончил колледж, бегло говорит на четырех языках и может читать еще на трех или четырех. Его родители гуманитарии, чертовски богатые по старым меркам. Его папа работает или работал каким-то послом, мама — врач, она проводила все время, организуя бесплатную медицинскую помощь в странах третьего мира. Танцор рос, разъезжая по свету. Мне сложно представить себе такую семью. И поверить, что он так круто адаптировался. Он меня впечатляет.

Иногда я наблюдаю за ним, когда он не смотрит. Сейчас он ловит меня на этом.

— Думаешь, какой я горячий парень, а, Мега? — дразнится он. Я закатываю глаза. Между нами ничего такого нет. Мы просто тусуемся вместе. — Кстати о горячем…

Я еще больше закатываю глаза, потому что если он наконец что-то скажет о том, насколько круче я выгляжу после того, как Серая Женщина украла мою внешность, а потом вернула с процентами, то я отсюда свалю. До сих пор он был крут и не комментировал. Мне это нравилось. Танцор, он… Танцор. Моя зона безопасности. Никакого давления. Мы просто двое ребят в развалившемся мире.

— …Воспользуйся горячей водой. Мега, ты жутко выглядишь. А я снова наладил душ. Так что иди прими.

— Всего лишь немного крови…

— Ведро. А то и два.

— …И пара синяков.

— Которые выглядят так, словно тебя сшиб грузовик. А еще ты воняешь.

— Неправда! — возмущенно говорю я. — Я бы знала. У меня супернюх.

Он внимательно на меня смотрит.

— Мега, мне кажется, у тебя кишки в волосах.

Я беспокойно тянусь к волосам. А ведь я думала, что выбрала все по пути сюда. Копаюсь в кудряшках, вытаскиваю длинный скользкий кусок.

Я смотрю на него с отвращением, размышляю о том, что стоит, наверное, коротко постричься или носить бейсболку не снимая, потом смотрю на Танцора, а он смотрит на меня так, словно его сейчас стошнит, и вдруг нас обоих прорывает.

Мы хохочем до потери дыхания. Валяемся на полу и держимся за бока.

Кишки в моих волосах. В каком мире я живу? Даже при том, что я всегда была непохожа на других и видела вещи, недоступные людям, я никогда не думала, что буду сидеть на диване в настоящем подземном бомбоубежище, где повсюду натыканы камеры наблюдения, потайные ходы и ловушки, и тусоваться с семнадцатилетним (классным!) гением, который заботится о том, чтобы я ела не только шоколадные батончики (он говорит, что я не получаю нужных витаминов и минералов для здоровья костей), и знает, как устроить работающий душ в Дублине После Падения Стен.

А еще он здорово играет в шахматы.

Когда я иду в душ, он ставит фильм на паузу. По пути я хватаю сменную одежду.

Это убежище Танцора, не мое. Но он держит для меня запас нужных вещей на случай, если я заскочу. У него, как и у меня, много других нор. В этом городе нужно постоянно перемещаться, чтобы увеличить свои шансы на выживание, а после ухода все очень тщательно обрабатывать, чтобы знать, был ли кто у тебя в твое отсутствие. В этом мире все друг другу волки. Люди убивают друг друга за молоко.

Горячей воды хватает на четыре потрясающих минуты. Я вытираю волосы, накручиваю на них полотенце и изучаю свое лицо в запотевшем зеркале. Сплошные синяки. Я знаю, что будет: черное превратится в пурпурное, пурпурное сменится зеленым, а потом через некоторое время становишься словно желтушным. Но я смотрю глубже, под синяки. Сцепляюсь взглядом со своим отражением и не отвожу глаз. В день, когда ты отворачиваешься от себя, начинаешь себя терять. Я никогда себя не потеряю. Ты то, что ты есть. Смирись или изменись.

Я сбрасываю полотенце, расчесываю волосы пальцами, натягиваю джинсы, футболку и размышляю о паре военных сапог. Танцор подобрал их мне. Сказал, что эти подошвы я так быстро не протру. И я решаю попробовать.

По дороге обратно к дивану я цапаю еще одну жестянку крошечных оранжевых долек, открываю банку с зефирным кремом, размазываю его толстым слоем по мандаринам и сверху засыпаю шоколадом.