В оковах льда

— Как мне ее убить? Меч сработает?

— Может. Но тебе ни за что не подобраться достаточно близко. Ее спицы длиннее твоего меча. Она вплетет твои внутренности в свое платье быстрее, чем ты размахнешься.

— Ты сказал, что она одержима своим вязанием, пока есть из чего вязать.

— Не настолько.

Обстановка на темной улице меняется так резко, что я минуту не могу понять почему. Свет зажегся в задней комнате «КСБ» и теперь льется из окна на окровавленный снег.

Я знаю, что это значит. Мак ходит внутри, ищет Бэрронса. Наверняка скоро выглянет, чтобы выяснить, на месте ли его машина.

Если Мак выйдет и попытается убить меня прямо сейчас, я не уверена, что буду сопротивляться.

Я в последний раз смотрю на Бэрронса и Риодана. Нужно как-то это исправить. Нужно сравнять чаши весов, потому что против меня на них теперь очень многое.

— Подойди ко мне снова, и я тебя убью, — говорю я, очень тихо, как раньше говорил Риодан.

И стоп-кадрирую в ночь.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

«Если повезет, мой язык не подведет» [47]

Следующие два дня я провожу, расклеивая краткие «Дэни дейли» с описаниями Алой Карги и ее способа действий, пытаюсь найти Танцора и собираю остатки образцов из других замороженных мест (кроме клуба под Честерсом, к которому я не тороплюсь приближаться). Это самые жалкие дни в моей жизни. Меня мотает туда-сюда, как взбесившийся лифт, которым управляет психованный ребенок, тыкая в разные кнопки наобум. То я расхаживаю с важным видом, а то раскисаю и еле ползаю.

Например, я радуюсь, что мне никогда больше не придется работать. Моя жизнь принадлежит только мне. Джо тоже может бросить свою работу в клубе. Она не будет больше носить блестки между грудей и трахаться с Риоданом. А потом я вспоминаю, что если один из людей Риодана узнает, какую роль я сыграла в смерти босса, то я буду мертвей любого гвоздя в Дублине. А вдобавок ко всему Алая Карга и Король Белого Инея все еще поблизости, и Дублин медленно превращается в гадскую Антарктику. С Кристианом мы на ножах, а у Мак теперь вдвое больше причин меня убить, если она уже знает.

А я не могу понять, знает ли она. Иногда мне кажется, что знает, иногда — нет.

Тела исчезли. Я вернулась среди ночи, чтобы их спрятать. Нужно было сделать это сразу, но я не могла связно думать тогда. Кроме крови на улице и кирпичной стене, от них ни следа не осталось.

Сначала я решила, что Мак нашла их и унесла куда-то для достойных похорон, а потом решила, что нет, потому что вчера видела, как она торопится по улице в сторону Честерса, вся укутанная и дрожащая от холода. Она не выглядела печальной. Я видела, как она печалится. Я знаю, как это выглядит. А сейчас она была немного напряженной, но в остальном совершенно обычной. За ней тянулся хвост чирикающих ЖЗЛ. И я подумала, вдруг ЖЗЛ, как вороны, предвещают смерть. Меня беспокоит то, как они таскаются за Мак. Напряженная она, наверное, из-за того, что происходит в Дублине. Все, кого я видела, напряженные. И дрожат. В Дублине днем минус двенадцать, а по ночам еще холоднее. Снег все идет и ложится сугробами. Город не был готов к такой погоде. У большинства ребят в домах нет отопления. В таких условиях они долго не протянут.

Я размышляю, не съела ли Алая Карга тела Бэрронса и Риодана. Связала из их внутренних органов подол и пообедала остатками. Ей наверняка пришлось бы сплюнуть пару костей, но, может, она забрала их для своего корсета. Потом мне начало казаться, что это Кристиан вернулся убрать там все и спрятать улики. Чтобы меня задобрить или типа того.

А еще мне интересно, где носит Танцора! Мне нужен его супермозг, чтобы раскусить пару фактов и получить возможность спасти мой город от превращения в айсберг. Чтобы потом я могла спасти людей от перспективы стать материальчиком для чудовищного платья.

Мне осталось проверить еще два места, где его можно найти.

Я стоп-кадрирую по О’Коннелл, по пути срывая со столбов листовки Неравнодушных. Эти дураки пытаются воспользоваться тем, что у людей нет электричества, и зазывают всех на свои молитвенные встречи — согреться и «принять белизну». Я не понимала, что это значит, пока не увидела пару людей, выходящих из приюта, устроенного Неравнодушными. Они были одеты в длинные белые мантии поверх своей одежды.

Они несли пакеты с консервами и улыбались. Насколько я знаю, если тебя кормит кто-то, кроме мамы, этот кто-то потребует чего-то взамен.

Я влетаю в пентхаус Танцора, тот, где мы грелись на солнышке, обезвреживаю ловушки и просовываю голову в дверь, зовя его по имени. В квартире тихо и пусто. Я решаю посмотреть, есть ли у него еда в кладовке, потому что умираю с голоду. И когда захожу туда, громко смеюсь. Посреди кладовки на полу составлены консервы, а сверху лежит записка. Это криптограмма. Так мы оставляем друг другу сообщения.

Я открываю консервированную фасоль, банку за банкой, и пирую, разгадывая паззл, в котором говорится, как его найти.