Ее тонкое избитое лицо светится изнутри, яркие зеленые глаза просто сияют. У нее кудрявые рыжие волосы, спадающие до середины спины. Все в ней ярко и как-то по-особенному сильно выражено. Она настороже и вкладывается в этот мир так, как большинству взрослых никогда не вложиться. Я знаю. Я сам таким был. Давно, когда считал, что способность слышать правду во всеобщем вранье — самая большая моя проблема. Она все делает на сто десять процентов, от всего сердца.
Это меня и цепляет.
Влечение не всегда связано с сексом. Иногда оно касается вещей куда более тонких и куда более важных.
Я наблюдаю за ее боем.
И просыпается то, что я давно считал мертвым.
Нет, не член. Он-то работает отлично. Лучше, чем когда-либо. Всегда готов, всегда на страже.
А то, что проснулось, похоже на мягкий дождь летним днем. Тепло. Нежность. То, каким я был. С моим кланом. С моими племянницами и племянниками.
Она напоминает мне о горах, в которые мне никогда не вернуться.
Я отлично знаю, какой она станет со временем. Сногсшибательной.
Ее. Стоит. Ждать.
Жаль, что меня тогда уже не будет.
— Четырнадцать, — рычу я. Натренировался спорить с голосом в моей голове. Практики было достаточно. Принц Невидимых ни на миг не задумался бы о ее возрасте. Он заметил бы только, что у нее есть нужные части тела и трудный характер. А чем крепче драка, тем слаще пир.
— Какого фига все это повторяют, словно какое-то оскорбление? Решили, что я вдруг об этом забыла? — раздраженно произносит она. — Боже! Никогда столько народу так не цеплялось к моему возрасту!
Ощетинившаяся Дэни — потрясающее зрелище. Я улыбаюсь.
Она настороженно отступает на шаг.
— Чувак, ты собираешься меня съесть или что?
Моя улыбка исчезает. Я отвожу взгляд.
Я ношу маску. Лицо, которое мне не принадлежит.
Раньше женщины называли мою улыбку убийственной.
Теперь у меня улыбка убийцы.
— Потому что Риодан меня сегодня уже укусил. И я не в настроении еще раз знакомиться с чужими зубами.
Риодан укусил ее? Еще один повод его убить. Я снова смотрю на нее, мое лицо лишено какого бы то ни было выражения. Нет смысла пытаться ее подбодрить. Мое новое лицо не способно выразить подобное.
— Никаких укусов. Обещаю.
Она подозрительно косится на меня.
— Чувак, ты кто? Невидимый или человек? Что с тобой случилось?
— Мак со мной случилась. — Она вздрагивает при этих словах, и мне интересно почему. Иерихона Бэрронса я тоже виню. Если я выживу после завершения трансформации, я убью их обоих. Меня трясет от ненависти — плотной, темной, удушающей. Если бы не они, я остался бы самим собой. Хотя, если бы Мак не сделала то, что сделала, меня бы здесь не было. Но если бы Бэрронс не сделал то, что сделал, точнее, пытался сделать, то Мак, возможно, не превратила бы меня в это. Бэрронс не проверил мои татуировки перед исполнением опасного друидского ритуала, а потом бросил умирать в Зеркалах. Когда Мак нашла меня там, она накормила меня мясом Невидимых, чтобы спасти мне жизнь. Невозможно определить, кого из них я виню больше. Так что я виню обоих, с каждым днем все сильнее.
Я видел Мак пару ночей назад напротив Честерса — она была светловолосой, красивой и счастливой. Я хотел схватить эту сияющую золотом гриву, скрутить в гарроту [6]и задушить ее. Услышать ее мольбы и все равно убить, наслаждаясь каждой секундой.
Позже, той же ночью, я долго смотрел на себя в зеркало. Закинув руку за голову и почесывая спину ножом — она теперь постоянно зудит, — пуская тонкую струйку теплой крови сбегать по коже вниз, под джинсы. Раньше я ненавидел кровь. Теперь я могу в ней купаться. Материнское молоко.
— Ага, она это может, — со вздохом соглашается Дэни. — Со мной она тоже случилась.
— Что она тебе сделала?
— Важнее, что она со мной
— Не хочу об этом говорить.
— У нас есть темы и получше. Так что ты делал в Честерсе?
Хороший вопрос. Понятия не имею. Наверное, огромное скопление Невидимых воззвало к чему-то в моей крови. Я теперь не знаю, почему и зачем прихожу в половину тех мест, где оказываюсь. Иногда даже не помню часов, которые этому предшествовали. Я просто вдруг осознаю, что нахожусь в незнакомом месте и не помню, как и когда пришел.
— Хотелось пива. А в Дублине осталось слишком мало мест, где оно есть.
— Натурально, — соглашается она. — Не только пиво, вообще все. На чьей ты стороне? — спрашивает она прямо. — Людей или Фей?
Очень хороший вопрос. На который у меня нет хорошего ответа.
Я не могу сказать ей, что не делаю различий. Мне отвратительны все. Ну, почти. Кроме рыжей четырнадцатилетней девочки с разумом, подобным бриллианту.
— Если ты хочешь знать, прикрою ли я тебе спину, ответ «да».