В оковах льда

Позже той же ночью, я долгое время смотрел на себя в зеркале. Потом заведя руку за голову, почесывал спину ножом — она сейчас все время зудит — пуская струйки горячей крови, которая стекала по моему позвоночнику и далее в джинсы. Раньше я ненавидел кровь. Сейчас я мог принимать кровавую ванну. Словно это материнское молоко.

— Ага, она это может, — вздохнув, соглашается Дэни. — Она и со мной тоже случилась.

—А с тобой, что она сделала?

— Вопрос в том, что она сделает, если поймает, — произносит она. — Не хочу об этом говорить. А с тобой?

— Не хочу об этом говорить.

— Что ж, есть темы куда интереснее. Так что ты делал в «Честере»?

Хороший вопрос. И у меня нет ни одной гребаной мысли. Думаю, огромное число собравшихся вместе Невидимых призывает нечто в моей крови. Я понятия не имею, почему иду в половину мест куда хожу. Иногда я даже не помню, как туда добираюсь. Я просто осознаю, что где-то в новом месте и без понятия, с чего я туда решил пойти или как я там оказался.

— Пивка захотелось. В Дублине не так много мест осталось для этого.

— Отстой, — соглашается она — Не только с пивом, но и вообще. А ты на чьей стороне? — спрашивает она прямо. — Людей или Фейри?

Еще один хороший вопрос. Вот только хорошего ответа у меня нет.

Я не могу ей рассказать, что не разделяю их. Я презираю всех. Ну, почти всех. Есть еще четырнадцатилетняя рыжеволоска с умом как бриллиант.

— Если ты спрашиваешь, прикрою ли я твою спину, девушка, то да, прикрою.

Она прищуривается, вглядываясь в меня. Выйдя из «Честера» мы останавливаемся в кругу света. В три часа дня небо пасмурное как при сумерках. Я вдруг вижу нас со стороны: стройная с утонченными чертами лица молоденькая девчушка в длинном черном кожаном плаще, руки в боки смотрит на Горца, превращающегося в Темного Принца. Картина та еще. Я должен быть симпатичным двадцатидвухлетним студентом колледжа с убийственной улыбкой и блестящим будущим впереди. Мы бы вместе строили планы и сражались за лучшее будущее. Эта сторона моей личности будет оберегать ее. Постарается не допустить, чтобы кто-то сделал с ней то, о чем нашептывает голос в моей голове. То, что сделает любой Невидимый, поймав ее без меча. То же, что желает сделать и часть меня. Меня наполняет ярость. На них. На себя. На всех.

— Ты никогда не расстаешься с мечом, верно?

Она отшатывается на шаг, прижимая руки к ушам.

— Чувак, я прекрасно тебя слышу. Нет нужды так орать.

Я и не знал что кричу. Но многое выходит по-другому, чем думаю.

— Прости. Я просто хочу сказать, ты ведь понимаешь, что случится если кто-то из Невидимых поймает тебя. Правда?

— Такого никогда не случится, — самодовольно изрекает она.

— С таким отношением — случится. Страх это разумно. Страх это хорошо. Он держит тебя в тонусе.

— Че серьезно? Потому что я думаю, что это простая трата времени. Готова поспорить, что ты ничего не боишься, — говорит она с восхищением.

Каждый раз, когда смотрюсь в зеркало.

— Вообще-то боюсь, что ты замешкаешься, оступишься, и один из них схватит тебя. И тут же прикончит.

Она склоняет голову, и, сощурив глаза, вглядывается в мое лицо. Теперь немногие люди смотрят так прямо. В любом случае, недолго.

— Может, ты все еще не Принц Невидимых. Может, нам удастся, ну, как-то объединиться.

— Что ты задумала?

— Я планирую закрыть «Честер». Сжечь его. Уничтожить.

—  Зачем?

Она резанула меня полным презрения и недоверия взглядом:

— Ты видел их там! Этих долбаных монстров! Они ненавидят людей. Они используют их, жрут и убивают. А Риодан с его людьми позволяют им это!

— Ну закроем мы это место, сровняем его с землей и что дальше. Они просто найдут себе новое место.

— Не найдут, — напирает она — Они повытаскивают свои бошки из задниц. Почувствуют аромат кофе из кофеварки и прозреют, что мы их спасли!

Меня наполняет буря приторно-сладких, как траурные лилии эмоций, растекаясь по языку одновременно таким знакомым и тошнотворным привкусом. Она жесткая, умная, талантливая, хладнокровная убийца, какой ей и нужно быть.

И такая наивная.

— Они в «Честере», потому что хотят быть в «Честере». Не заблуждайся на их счет, девушка.

— Ни в коем. Долбаном. Случае.

— В любом, долбаном, случае.

— Они запутались!

—  Они точно знают, что делают.

— А я думала, ты — другой, но нет. Ты абсолютно такой же, как и Риодан! Такой же, как все они. Готов списать в расход всех этих людей. Ты не видишь, что некоторых людей надо спасать.

— Это ты не видишь, что большинство людей уже поздно спасать.

— Никогда не поздно! Для любого! Когда бы то ни было!

— Дэни, — ласково произношу я ее имя, наслаждаясь той болью, которую она во мне вызывает.

Затем разворачиваюсь и ухожу. Мне тут нечего делать.

— Так вот значит как? — кричит она мне вдогонку. — Не станешь помогать мне в борьбе? Гады! Овцы! Вы все огромные жирные сраные овцы, трясущие своими огромными жирными сраными овечьими задницами!

Она слишком молода. Слишком невинна.

Слишком человечна. Для того, кем я становлюсь.

ПЯТЬ Наш дом – самый прекрасный дом [12]