В оковах страсти

— Гизли умер, графиня. Сама не желая того, Аудра, его супруга, выдала преследователям место в скалах, где прятался Гизли. Ее длинная юбка волочилась по земле и оставила след до самого убежища. Рассказывают, что, прежде чем умереть на глазах Аудры, он храбро сражался с мстителями и многие полегли тогда, прежде чем погиб сам Гизли. Так заканчивается сага о Гизли Сурссоне.

Я плотнее закутала плечи накидкой. Лес гудел своими ночными тревогами. Мне уже и не верилось, что совсем недавно мы видели комету. Куда она исчезла? И вернется ли? Небо над нашими головами становилось все темнее. Нет, мне не хотелось смотреть в небеса… Вместо этого я попыталась прочитать еще одну молитву, но вспомнила лишь отрывки из Аvе Магiа вперемешку со сценками из историй, которые рассказывал мне Эрик. Огонь потрескивал, как у домашнего очага, и совсем рядом чувствовалось присутствие Эрика. Мне стало немного спокойнее. Нет, сегодняшней ночью Страшного суда не будет… и уже рано утром мы достигнем края леса, а вскоре будем дома. Какой-то зверь нарушил своим криком тишину ночи, летучие мыши трещали крыльями над поляной. Глаза мои сомкнулись. Упасть бы в мягкие подушки и проспать половину вечности…

— Знаете, Элеонора, — услышала я голос Эрика. — Ваш отец и понятия не имеет, что он натворил, заставив меня встать на колени. За такое унижение для меня единственной местью была только смерть… и вот рядом со мной в лесу лежит его дочь, и я рад тому, что она жива. Я никогда не думал, что эта клятва так далеко заведет меня…

Я лежала, не смея шелохнуться. Вдруг он тихо добавил:

— Kærra,[20] по-другому я бы никогда не поступил. По своей воле.

Я лежала, боясь пошевелиться, а в горле у меня стоял комок. Уж не хотел ли он посмеяться надо мной? Он ведь и не догадывался о том, что вина моего отца отравила мою жизнь. Пальцы мои сжались в кулаки. И тут я почувствовала прикосновение его руки к моим коротким волосам.

— Спи, воительница. И да хранит тебя твой Бог…

Глава 8.

Горе тем, которые зло называют добро и добро — злом, тьму почитают светом и свет — тьмою, горькое почитают сладким и сладкое — горьким!

(Исаия 5,20)

Утром я пробудилась от птичьего гомона. Два скворца яростно наскакивали друг на друга, а вся стая внимательно наблюдала за поединком от хижины угольщика. Небо над нами нависло серой массой; вот-вот должен был пойти дождь. Проведя эту т неуютную ночь под открытым небом, я страшно замерзла и, натянув до самого носа грубое одеяло, попыталась вздремнуть еще немного.

Эрик все еще сидел, прислонясь к дереву и упершись подбородком в грудь. Разбуженный моим шорохом, он поднял голову. На лице его были тени, которых вчера не было, они выглядели так, будто кто-то посыпал лицо пеплом. Вокруг глаз образовались красные круги, а сами они лихорадочно блестели.

— Сегодня ночью вам приснился страшный сон, — пробормотал он.

Я наморщила лоб. Это замечание впервые напомнило мне, что я уже вторую ночь провела в лесу с едва знакомым мужчиной. Но разве теперь это имело какое-нибудь значение? Здесь, в куще деревьев, попытались выжить два человека, презрев происхождение и приличия. И совсем скоро им это удастся. Конечно, сплетен и разговоров в замке будет много, они определенно подумают, что раб похитил меня, чтобы отомстить графу, — жалкие, грязные разговоры. Никто никогда не поверит мне. Нет, сейчас, пока нас оберегает лес, я не хочу думать о доме.

— Вы так громко кричали, что мне едва удалось успокоить вас.

Глаза его снова закрылись. Я стала грызть большой палец. Он успокоил меня каким-то необычным образом, раз я даже не могу ничего вспомнить.

— Комета напугала вас, правда? — Рукавом рубахи он стер со лба капли пота. — Может быть, именно она стала причиной ваших страшных снов.

Я с удивлением вынула палец изо рта, почувствовав на себе его взгляд.

— Не бойтесь, графиня. Уже сегодня вечером вы будете в безопасности.