В окружении

что он держал стальной дуршлаг в раковине, наблюдая за моим приближением. Когда я

обошел островок и остановился рядом с ним, я заметил его босые ступни, поношенные

джинсы и обычное, синее поло, и подумал, что он никогда еще не выглядел таким красивым

– или родным.

– Привет, – сказал он, когда я устроился рядом с ним, мое бедро упиралось в раковину.

Я заглянул через его плечо в дуршлаг, чтобы узнать что там, и благодарно застонал на

приготовленную пасту «ракушки», которую он промывал.

– Привет, – сказал я и наклонился, чтобы прижаться поцелуем к его виску. – Хорошо

бы поговорить…но что бы ты ни готовил, пахнет божественно.

Дилан нахмурился, а затем дотянулся до смесителя, чтобы перекрыть воду, встряхивая

дуршлагом. Когда он поставил его над пустой кастрюлей на столешнице рядом с собой и

подцепил полотенце, чтобы вытереть руки, он развернулся и зеркально отразил мою позу.

Бедро упиралось в раковину, а руки скрещены.

– Не так быстро, красавчик…Мы обещали, что будем рассказывать обо всем, и не

важно плохом или хорошем. Помнишь? Ты не хочешь ничего мне рассказать? Или после

ужина?

– Позже…после него. Мы можем поговорить об этом после ужина. Не хочу портить

твой кропотливый труд и хорошую еду.

Лицо Дилана исказила гримаса.

– Все так плохо?

Я постарался беззаботно пожать плечами, но уверен, что он понимал – я в полном

дерьме.

– Все одно и то же. Просто…

– Да?

Я сделал глубокий вдох, перед тем как судорожно выдохнуть.

– Это просто намного хуже, чем я ожидал. Как это пережить. Знаешь? Вместо того,

чтобы гадать когда « что если» произойдет. Это…просто пугает, как все быстро рушится. Ты

понимаешь, о чем я?

Я не мог спокойно смотреть на Дилана, когда прошедшие несколько недель начали

воспроизводиться в моей голове. Как мы ездим на работу, мне сообщают плохие новости, мы

возвращаемся ко мне домой и обсуждаем это. Затем в зависимости от времени суток и

количества людей, от которых мы увернулись или столкнулись на нашем пути, мы

проваливались в сон в течение нескольких секунд. Иногда Дилан даже уходил к себе домой,

если чувствовал себя особенно храбрым, а затем несся по лестнице вверх, как будто на

какой–то олимпиаде по подъему по долбаной лестнице, чтобы избежать щелкающих камер.

Господи. Кто я такой, раз заставляю его проходить через все это? Так жить – не

вариант. Так даже невозможно встречаться. Но, что останавливало меня от того, чтобы

отпустить Дилана, – что останавливало меня от того, что, как я знал, было бы самым легким

решением для нас обоих и завершением всего – были все без исключения эмоции, что

кружились в глазах Дилана, когда бы он ни посмотрел на меня, так же как и сейчас. Эти

необыкновенные глаза были полны сочувствия, желания, понимания и одной эмоцией, я

начинал верить, была…любовь?

Он уронил свои руки по бокам и сделал шаг вперед, положив ладонь на мою грудь и

сказав:

– Понимаю. Отлично понимаю. Никто не знает, как бы почувствовал себя в твоей

ситуации. Не только в той, где ты имеешь дело со всем миром, который заинтересован в

твоем партнере, а намного позначительней…ты имеешь дело с «выходом из шкафа». Ты

просто не говоришь об этом, это просто заметно. А это может напугать любого. Даже вас,

мистер Локк. Так что тот факт, что ты находишь это трудным для преодоления, не делает из

тебя меньше человека, мужчину, или, черт, даже знаменитость. Потому что никому не

приходится делать то, что делаешь ты, – затем Дилан наклонил свое лицо в бок и мазнул

нежным поцелуем в уголке моего рта. – Думаю, это делает тебя невероятно мужественным.

Он собрался отступить на шаг назад, но я был быстрее. Я раскрыл свои руки и обнял

его за талию и удерживал на месте, опуская голову, упираясь своим лбом в его и закрывая

глаза.

– Я не ощущаю себя смелым, – прошептал я. – Я чувствую, как все сбегают от меня.

Дилан прикоснулся пальцами к моей щеке, и пока гладил ими вдоль линии моей

челюсти, он сказал:

– Я – нет.

Я открыл глаза, чтобы увидеть, как его губы искажались в ухмылке.

– Нет, не ты.

Он откинулся назад в моих объятиях и покачал головой.

– Неа. На самом деле, я абсолютно уверен, что скоро тебя будет тошнить от меня, из–

за того сколько времени я провожу здесь.

– Это невозможно.

– Ха, это сейчас ты так говоришь, – сказал Дилан, а затем закинул свои руки мне на

шею и чмокнул в губы. – Но это потому, что ты можешь отправить меня домой, когда тебе

захочется.

На этот раз, когда он отступил на шаг, я отпустил его, шлепнув по заднице. Когда он

добрался до плиты и потер ладонью свою пострадавшую попку, он оглянулся на меня с

притворно хмурым выражением лица и пообещал, что я заплачу за это позже. И это было еще

одной причиной, по которой я смирюсь со всем, с чем придется, чтобы удержать Дилана в

своей жизни. Его врожденная способность делать даже самые мрачные дни чуточку светлее.

***