Его рука поворачивает мое лицо, а губы касаются моих. Такие нежные. Он даже ещё не бреется толком. Щетина, что пух не царапает мою кожу, а нежно щекочет. Я на мгновение забыла, кто я и кто он. Вот так забыла и всё. А когда мои губы сами открылись, впуская его язык внутрь, я ощутила лёгкое головокружение. Боже мой, такого со мной никогда не было. Те пять мужчин, до этого мальчика, не вызывали во мне столько эмоций. Я отдавалась семнадцатилетнему мальчику в классе. Его руки обняли меня и прижали к крепкому телу. Какое же у него тело. Я терялась в нём. Это не правильно! Господи, как это не правильно. Но я ничего не могу собой поделать. Я сама уже прильнула к Алёше, отвечая на поцелуй поцелуем. Его горячая ладонь, ползёт мне под кофточку. Я почти растворилась, во внезапно охватившем меня желании. Почти, но не совсем. То, что потом упёрлось мне в живот, привело в чувства. Я испугалась. Как же близко я была к падению. Ненавижу себя. Ненавижу и хочу. Хочу… очень хочу его. Хочу этого мальчика. И стыдно. До одурения стыдно за эти противоестественные желания. Он ещё мальчик. Господи! Какой мальчик?! У него в штанах точно не мальчик! И этот не мальчик уже знавал девочек. Но, я же не девочка! Я женщина. Взрослая женщина. Я его классный руководитель. Я не имею на это право. Эти желания уголовно наказуемы. Я не извращенка! Не педофилка! Мне не привлекают дети! И он на ребёнка не тянет. Молодой и горячий. Он совращает меня. Он сам! Сам всё это затеял. Это он! А я пошла на поводу его и своих страстей. Я не должна так поступать. Ладно, он. Алёша юная не вполне сформировавшаяся личность. Семнадцать лет! Ну, я – то куда кидаюсь! Я взрослая женщина. Мужика давно не было! На ребёнка покусилась! Дура!
Резко отстранившись, я влепила Алексею пощечину.
- Ведёшь себя, как взрослый, вот и получай, как взрослый! – чуть не плача, прошептала я и выскочила за двери.
Он за мною.
- Виктория Павловна! Подождите! Виктория Павловна! – кричит он.
На повороте я чуть не сношу директрису, проверяющую свои владения. Быстро извиняюсь и, не поднимая глаз, убегаю дальше.
Ещё одна бессонная ночь. Быстрей бы линейка, чтобы этот желанный мальчик ушёл из моей жизни. И снова наступили мои скучные школьные будни.
На работе меня вызвала к себе в кабинет Зинаида Сергеевна.
- Виктория Павловна, ваше поведение меня настораживает, - начинает она отчитывать меня. – У нас элитная школа, а вы не вполне адекватно себя ведёте в последнее время. Особенно в отношении к новенькому Алексею Ольшанскому.
- Простите, - скукожилась я в кресле, нервно дергая ногою, - я не понимаю, о чём идёт речь? Какое не адекватное поведение?
Лучше всё отрицать. Свидетелей не было.
- А как же вчерашний случай? Вы чуть не снесли меня, убегая от своего ученика. А он бежал за вами. Это всё походило на ссору. Я даже не знаю, как правильно это всё назвать, - она вздохнула, поправляя очки. – Я давно за вами наблюдаю. И мне кажется, что вас с Ольшанским связывают интимные отношения.
Вот так в лоб. Не уже ли мои чувства так бросаются в глаза. Я снова краснею. Отвожу взгляд.
- Меня оскорбляют ваши гнусные подозрения, - лучшая защита – это нападение. – Я вчера убегала от Ольшанского, потому что он меня оскорбил, и я не сдержалась, ударила его.
Зинаида Сергеевна покачала головой, будто понимает.
- Да, дети сейчас не самые послушные, но это не повод распускать руки. А если сегодня придёт его отец с жалобой на вас, что тогда? Это скандал, Виктория Павловна. У нас самая лучшая школа и мы не можем рисковать её репутацией. Вы понимаете, меня.
Конечно, понимаю! А как не понимать. Если, что пиши заявление на увольнение. В эту школу очередь из учителей. Место пустовать не будет.
- Не придёт, Зинаида Сергеевна, - заверила я её.
- Хорошо, вы свободны, Виктория Павловна.
И я ушла. Весь день был испорчен. После ковра у директора, мне словно в душу нагадили. Как же здесь быстро до всего додумываются. Я ещё сама не разобралась в своих чувствах к Алёше, а директриса уже нас в койку запихнула. Мерзко. Очень мерзко. И Алёша этот тоже хорош. Весь классный час, раздевал глазами. Я даже несколько раз запнулась. Забыла всё. В голове всплывали картины нашего поцелуя в классе. А когда глаза мои невольно падали в сторону дверей, у меня и вовсе давление скакало. Уши заложило, и сердце, замирая, останавливалось. Двадцать семь лет и уже тахикардию заработала на любовно-нервной почве.
Сижу в лаборантской. Сопли на кулак наматываю. Жалею себя и ненавижу за слабость к своему ученику. В мой мир покаяния врывается Надя. Увидев меня в слезах, присвистнула.
- Эка тебя наша злыдня отчитала! – вынимая из кармана пиджака пачку сигарет, говорит она.
- Да не особо и отчитала, - вытираюсь я платочком, - просто мерзко слушать было.
- Ага, мерзко, когда в трахе с учеником подозревают! – открывает она форточку.
- Чего? Ты – то откуда знаешь? – слёзы высохли в раз от шокирующей новости.
- Как откуда? Вся учительская жужжит. Анна Тимофеевна сказала, - говорит Надя и закуривает сигарету, выдыхая в форточку.