- Одобряю твой выбор, хороша! - и, повернувшись к пышущей злобой директрисе, сказал, - если вопрос решён, то мне здесь делать нечего. Увидимся на выпускном.
И ушёл. Но, я точно до выпускного здесь не дотяну. Зинаида Сергеевна выгнала нас с кабинета, крикнув вдогонку о внеплановом педсовете в 16.00.
В коридоре Алёша идёт со мной рядом и его пальцы то и дело пытаются коснуться моих. Мы так близко. И мне невыносимо от этой близости. Как-то отлегло от души, услышав слова одобрения из уст отца моего мальчика. Советь перестаёт мучить.
- У тебя проблемы из-за меня? – спрашивает Алёша.
- Нет. Ты здесь не причём, - говорю я, старясь не смотреть по сторонам. – Эти проблемы начались за долго до тебя.
Отовсюду на нас летят осуждающие взгляды. Хочется спрятаться от них. Ну, что я сделала? Что? Я не сплю с ним! Держу себя в рамках приличия всегда, а тут, раз дала слабину и всё. Репутация погублена. Я иду по коридору и слышу смешки учеников, злорадство учителей. Я чувствую себя прокаженной, от меня шарахаются. Не здороваются. Нет больше того уважения, что я заслужила работая на износ в этой школе. Я больше не Виктория Павловна, а Вика-секси. Омерзительно.
- Я подожду тебя, - опять говорит Алёша и пытается войти за мною в лаборантскую.
- Нет, не стоит. Педсовет это долго, - вру я, выталкивая его за двери.
- Встретимся потом? – с надеждой спрашивает он.
- Да, - бегло отвечаю и закрываю двери.
Я хотела расплакаться от унижения в кабинете директрисы, но сдержалась. Сама хороша. Дала повод так думать. А с другой стороны, какой повод? Выбежала из класса. Влепила пощечину. Повеселилась в ночном клубе. Это поводы? Это ничто перед лапаньем коленок у девочек после уроков, или приделывания детей старшеклассницам.
Сижу и гоняю мысли в лаборантской, входит Надя.
- Ну, ты даёшь! Видео с твоими танцами по всем планшетам и телефоном гуляет в школе! – громко заявляет она. – Главное вместе в клубе пили и танцевали, а снимала эта маленькая дрянь только тебя.
- Кто снимал? – выпадая из своих мыслей, спрашиваю я.
- Кто? Ларкина твоя, кто же ещё. Она там не в лучшем виде была. Сама пьяная, на стойку барную лезла танцевать. Её Ольшанский снимал, а потом тебя увидал. Как Вадик пристаёт, и всё на тебя переключился, - полезла за сигаретами опять Надя. - Вот стерва ревнивая. Стоять не могла, а видео сняла! – возмущалась подруга, закуривая.
Я открыла форточку.
- Надоели все, Надя! Ох, как надоели, - беря у неё из рук сигарету, я затянулась.
- Ты же кинула! – удивилась подруга.
- Кинула, а сегодня хочу покурить.
Я скурила всю сигарету. Пробило четыре вечера, и мы с Надей пошли на педсовет.
В актовом зале собрался весь коллектив. Повестка дня «аморальное и неподобающее поведение педагога Виктории Павловны Паволонской». Директор распиналась как – могла, рассказывая и демонстрируя мой субботний отрыв. По залу прокатилась волна недовольства.
- Милочка, мы такого от вас не ожидали!
- Я была лучшего о вас мнения.
- Вы опозорили нашу школу.
- Не дай бог, родители узнают о такой работнице, это же скандал.
- Нас ждёт проверка!
- Да из-за вас нам всем достанется.
- Из столицы приедут проверять!
И всё в таком духе. Пока они меня судили, изображая искреннее удивление от увиденного. Я спокойно писала заявление. Работать мне здесь не дадут, да и я не хочу больше.
- А ещё Виктория Павловна спит с Алёшей Ольшанским, - изюминку Зинаида Сергеевна оставила на десерт.
Похвально.
Все заохали и заахали, будто впервые слышат эти сплетни.
- Это возмутительно! – выкрикнула, вскочив Надя. – Это ещё доказать нужно! Сплетни! Гнусные сплетни!
Все накинулись теперь и на мою защитницу. Надя не оробела и ещё больше отбрехивалась. Успевая дать отпор словесно каждому.
- Сядь ты, - потянула я её за рукав. – Тебе ещё с ними работать.
- А тебе, что нет? – не унималась разгорячённая ругнёй подруга.
- Они задолго до педсовета решили. Нет смысла оправдываться и, если честно, не хочу.
Надя села.
Я дописывала заявление.
«Прошу уволить меня по собственному желанию, в связи с моей личной неприязнью к коллективу школы №н. Не хочу работать в этом гадюшнике. Число и подпись».
О! Вот он финал педсовета!
- И так, коллеги, ваши предложения. Что будем делать с Викторией Павловной? – чуть ли не потирая руки, торжествовала директриса.
Я не удостоила их такой возможности, как решать мою судьбу. Судьи должны быть чисты и не предвзяты. А судя потому, что я слышала, у самих рыльце в пушку. Даже не в пушку, а в щетине.
Я встала и подошла к столу в центре зала. Положила листок и развернулась, чтобы уйти.
- Это что? – останавливает меня голос Зинаиды Сергеевны.
- Заявление о моём увольнении, - спокойно говорю я.
Она пробежала глазами и возмущённо сказала:
- Перепишите!
- Довольствуйтесь этим! Прощайте, коллеги по грешкам! – сказав это, мне стало легко на душе.