В омуте страстей

- Да знаешь ты всё, Дима. Не первый год дружим. Ненавижу нашу компанию, - чуть ли не срываясь на крик, говорила Полина. – Достали вы все меня. Оля – принцесса с синдромом вечной жертвы. Кэт – безмозглая давалка. Тома вечно бегающая с Кэт, как с последней моделью айфона. Давно бы отлизала ей и Кэт была бы счастлива и она. Славик – тупой качёк и моральный урод. Сергей – похотливое животное с завышенной самооценкой. И ты нерешительный, слабохарактерный Ванечка-Дурачок. Как ты вообще капитаном команды стал? А твоему брату среди нас не место. Ему ещё колыханку смотреть и баиньки в кроватку после девяти, - выговорилась о наболевшем Поля. – Как же я счастлива, что всего пара месяцев, и я уезжаю на учёбу в другой город. Я постараюсь не видеть ваши рожи, как можно дольше.

Дима смотрел на подругу, нисколько не злясь на такие высказывания. Он сам так же считал. И только Полине хватило смелости сказать, что думает.

- Ты права, Поля, - его рука потянулась за пачкой сигарет на столе, - но об одном нашем друге забыла.

- О ком же?

- О себе, - уже закуривая, сказал Дима. - Ты не лучше всех нас. Королева без короны. Куда бы ты, не уехала, всё равно вернёшься к нам.

- Не вернусь, - отступая назад, заверила его Полина.

Достав из кармана кофточки телефон, она пошла к калитке. Нет, к ним она не вернётся. Нужно уметь оставлять прошлое в прошлом. Набрав номер такси, Полина снова ушла. В этот раз навсегда

Моё сердце в его руках…

Посвящается всем женщинам

Любивших, любящих и которые

Ещё будут любить не тех мужчин.

Нас никогда не спрашивают, чего мы хотим. Нам навязывают жизнь полную самопожертвования и терпения. Мы должны быть кротки, милы, уступчивы, хозяйственны, услужливы, выносливы и обязательно честны. Иначе в этом мире нам не выжить. В мире, где правит мужчина и его желания. С нас спросят по всей строгости морали, нравственности и закону, если мы хотя бы попытаемся пойти против общества или общины, в которых живём.

Мы? О, нас не так много, кто осмелился сказать самим себе и близким: «Я хочу быть счастливой здесь, сейчас и с ним!».

Я могу рассказать десятки историй о нас, женщинах с позорным клеймом «предательница». Я одна из них и моя история лишь капля в море, таких вот историй. Тысячи чужих судеб объединила в одну война.

Четыре года оккупации.

Четыре год страха за свою жизнь и жизнь близких.

Но, эти четыре года, показались мне раем, после того, что началось потом. Одно стало ясно, как божий день, всё изменилось. Ничего больше не будет, как прежде. Мы изменились. Мы стали другими. Самые жестокие преступления поставили на одну чашу весов с обычным бытом. Нет, не с бытом. Я его любила и не считаю эту любовь предательством. Я никого и ничего не предала. Я – женщина, отдавшаяся мужчине. Самому лучшему мужчине. Для меня лучшему мужчине на свете. И для меня он не был врагом.

Разве мужчина и женщина враги? Нас создал бог друг для друга. Мы можем говорить на разных языках, но при этом отлично понимать друг друга.

Я преступница только для тех, кто сам преступил все десять заповедей. А я любила и люблю. Лишь только в этом моя вина.

Товарищ капитан смотрит на меня с презрением и говорит:

- Имя. Фамилия. Год рождения. Происхождение.

Как будто он не знает кто я. Все документы у него на столе. И он если не изучал досконально, то перед допросом пробежал глазами.

Открыв портсигар, достал сигарету. Не наши папиросы. Трофейные. Я сразу это заметила. Арн такие курил. И вот этот тоже закурил, чиркнув спичкой. Глубоко затянулся, словно устал ждать моего ответа, и выдохнул клуб дыма мне в лицо. Я зашлась кашлем, но не осмелилась попросить его не курить. Он меня пугал не только своим суровым видом, но и мерзкой ухмылочкой, когда его глаза падали на мой раздувшийся живот.

Приложив ладони к животу, я пыталась скрыть своё счастье от этих колких осуждающих глаз.

- Я слушаю, - теряя терпение, сказал капитан.

В горле пересохло. Уже сутки не пила и голова кружилась. На окне, позади офицера, стоял графин с водой.

- Можно мне воды? – осмелилась шёпотом, спросить я.

Он сощурил глаза, выдохнув снова мне в лицо. В этот раз меня уже не накрыл приступ кашля. Я задержала дыхание.

- Воды тебе, подстилка фашистская?! Обойдёшься! Давай, рассказывай, кто ты и как предала свою родину? – громко кричал он.

Чуть дёрнувшись от испуга, я опустила глаза. Не хотела, чтобы этот офицер видел моих слёз. Не его слова меня задели. Я боялась за жизнь своего ещё не рождённого малыша. Больше трёх суток я сидела в камере. Нас, несколько таких же женщин, не кормили. То, что нам бросали, в железные миски трудно назвать едой. А воды не хватало и вовсе.

- Ну! – ещё громче крикнул он.

Тяжело дыша, я начала рассказывать свою жизнь.

- Я Аглая Николаевна Вершинская. 1917 года рождения. Деревня Оболянка Б… района В…области Беларусь.