В опасности

Тут Гэстон заметил, что огонь не касается пола — языки его загибались кверху. Сутер и Гэстон взяли по метловищу и, прижимаясь к полу, вползли в кочегарку под огнем, как отбивные в газовом гриле. Там, с перепачканными в мазуте лицами и поджариваемые сверху, они изловчились закрыть палками краны нескольких топок. Теперь можно было подобраться почти вплотную к котлам. Но одна топка им не далась. Она была сдвоенная — две топки с одной камерой сгорания. Заднюю им удалось погасить, но передняя продолжала выбрасывать пламя, и они не могли обогнуть ее, чтобы закрыть кран.

Оставалось только одно — перекрыть главный трубопровод. Это означало погасить все топки. А снова разжечь их без трубы и без искусственной тяги будет нелегко.

Не только пар упадет — огня тоже нигде не останется.

Однако это представлялось неизбежным. Покуда не перекроют утечку, пар поднять не удастся, и от огня никакой пользы, а только опасность. Прежде всего — перекрыть утечку. Когда она будет устранена, можно будет подумать о том, каким образом снова разжечь топки.

В отсутствие старшего механика мистер Сутер под свою ответственность перекрыл подачу топлива и погасил все топки. Было уже десять — меньше трех часов прошло с тех пор, как капитан призвал их держать пар любой ценой; а теперь и пара не стало, и огни погасли.

Таким образом, в десять часов "Архимед" сделался совсем мертвым. Здесь все работало на пару или на электричестве — на современном судне сила человека играет ничтожную роль. Не стало пара, не стало и электричества. Темно было повсюду, если не считать нескольких булавочных головок света электрических и керосиновых фонарей. Вода по-прежнему лилась в раскрытый носовой люк, а помпы бездействовали. Радио, работавшее от электросети, онемело. Винт замер, руль не двигался. "Архимед" был мертв, мертв как бревно, носимое волнами, он больше не был судном. Конечно, на нем оставались люди, но людям нечего было делать, потому что, раз отказавшись от мускульной силы, суда уже не могут прибегнуть к ней в час нужды.

Хорошо оснащенная шхуна водоизмещением в каких-нибудь двести тонн, выдержи она этот шторм, не окоченела бы, как "Архимед". Помпы на ней качали бы воду, потому что они ручные — качали бы, пока жива команда. Мачты, конечно, снесло бы, но утихнет шторм, и дело за плотниками: нарастить новое дерево на обломках, поставить временный парус, починить руль — и можно ковылять домой. Насколько ушел вперед большой современный пароход от маленькой шхуны, настолько сложнее его команде, когда он лишился энергии. Капитан Эдвардес, теперь командир безжизненного бревна, начальник усердной, но поневоле праздной команды, отлично это сознавал.

Мистера Макдональда он нашел в его каюте, все еще (полчаса спустя) переодевавшегося, и они вместе вернулись в машинное отделение.

Глава V

(Четверг)

В полночь капитан Эдвардес зашел в салон. Горела керосиновая лампа на кардановом подвесе. Салон являл собой картину разрухи. Он был наклонен под крутым углом, в нижнем краю плескалась вода, там плавали разломанные стулья и мелкий мусор, и вода иногда докатывалась до верхнего края. Помощники капитана, практиканты и несколько механиков — наконец-то вперемешку сгрудились позади стола, стоя. Никто не думал о сне — даже если бы спать было возможно, — все ждали затишья, которому давно полагалось наступить. С ними был главный стюард, кругленький человек, похожий на дворецкого. Те небольшие запасы продовольствия — по большей части сухари, — что хранились в буфете, он до капитанского распоряжения запер: их предстояло разделить между начальством и матросами, англичанами и китайцами. Кладовую затопило, ничего больше он достать не мог, пока не заработает помпа. Единственное, чем богат был буфет, — алкоголь, но, как ни странно, никто его не хотел, даже приложиться.

Пахло затхлым морем, затхлой пищей, затхлым помещением; но к этому примешивался и другой душок: горький, аммиачный. Слабый, но он был знаком капитану. Его не забудешь, если раз услышал. Это был запах страха. Дисциплинированные люди могут управлять своими мускулами, даже выражением лица. Но они не могут управлять химией своих потовых желез. Капитан Эдвардес втянул носом воздух и понял, что люди нуждаются в ободрении. Он их ободрил: глаза его блестели, кустистые брови торчали, как рога, толстое тело стояло прочно, как маяк на скале. Он был полон сил, он чувствовал себя пророком, способным разносить мужество по всему судну полными черпаками.

* * *