Вооружаюсь тряпкой и подхожу к плите. Лучше не раздражать ее сейчас, ей и так нелегко. Но в следующую секунду я вспоминаю, что теперь она любит не меня, а другого мужчину, — и вероятно,
— Готово, — без выражения говорю я.
Мы уже успокоились. За столом все молчат.
Грэдин набрасывается на еду, словно неделю не ел. Мальчишка интригует меня. Не сомневаюсь, под его диковатостью скрывается нормальный парень. Правда, сомнительно, что он когда-нибудь повернется к миру этой стороной своей натуры. И тут же напоминаю себе, что и настоящего Марри давно уже никто не видел.
Ужин проходит в звенящей тишине. Говорит только Флора. Машет руками, словно не замечая общей напряженности. Никто не обращает внимания на ее рассказ о сегодняшней поездке в больницу.
— Очень смешно, Марри. — Джулия откладывает вилку и качает головой. — Бабушка ничего не может сказать. В том-то и проблема, черт побери, если ты не заметил.
С точки зрения Джулии, я все делаю неправильно. Если бы мне удалось добиться освобождения под залог, то наверняка это случилось бы слишком поздно или с большими оговорками. Надо было умолить Шейлу, чтобы она сама взялась за это дело.
Но возможно, мне удастся обернуть его себе на пользу. После рождения Алекса Джулия буквально зациклилась на стабильности. Мечтала, чтобы я сделал успешную карьеру. Однажды даже предложила завести еще одного ребенка. Мне идея понравилась.
— Ты никогда не изменишься, правда? — спросила она в тот вечер, когда я едва не упал с барного табурета. Помню, что с нею был Алекс. Он тоже это видел. — Еще одного ребенка? От тебя? Я жалею о том, что и этого родила. Зря я его так подставила.
С тем и ушла. Все правильно. Я ее не виню.
— Утром подготовлю апелляцию, — спокойно говорю я.
Именно это она хочет услышать. Я выйду из здания суда под ручку с доктором Добряком и, моргая от фотовспышек, поведаю миру, что без моей помощи ему бы не удалось снять с себя обвинения в чудовищном преступлении… И тогда Джулия меня зауважает. А может, снова полюбит. А если повезет, вернется ко мне. Как же хочется выпить.
— Ради тебя я вытащу Дэвида из тюрьмы, Джулия.
Я встаю и, не глядя, собираю грязные тарелки.
И только потом вспоминаю, что Флора сказала о Мэри.
Я всегда побаивался Мэри Маршалл. Даже больше, чем миссис Рейт, свою учительницу В детстве я был убежден, что у матери Джулии есть какой-то страшный секрет, мрачная тайна. Все из-за того, что ее глаза словно были обращены куда-то далеко, в иное время, иное место. И когда она взглядывала на меня, я пугался, что она вдруг возьмет и поделится со мной своей жуткой тайной.
У Мэри Маршалл стройные и сильные ноги, упрямый подбородок. Когда я заходил к ним, прозрачные глаза Мэри, напоминавшие драгоценные камни, наполнялись подозрительностью.
— Тебе что, некуда пойти, Марри? — спрашивала она. Этот вопрос повторялся столько раз, что в конце концов я понял, что мне и в самом деле некуда пойти.
Родителей вполне устраивало, что ферма Нортмир стала для меня вторым домом. И зимой и летом Джулия зазывала к себе целые толпы детей, они носились по двору, карабкались на сеновал или, подвернув джинсы, шлепали по ручью на восточном выгоне. Мэри не возражала против нашествия приятелей дочери, но меня она всегда выделяла. Сейчас-то я понимаю, что причина, скорее всего, крылась в том, что я был намного старше и странно смотрелся среди мелюзги.
— У тебя нет друзей среди сверстников, Марри? У вас большая разница в возрасте, — сказала она, когда я жадно глотал воду из-под крана на кухне. — Поверь мне, это закончится слезами. Так всегда бывает.
И тогда я решил бывать у них пореже. Пусть ее дочь играет с друзьями своего возраста.
Одного из них, Пита Дюваля, чемпиона и пронырливого ублюдка, так и хотелось отдубасить. Как-то раз я увидел в деревне Джулию, она сидела на скамейке и явно кого-то ждала. Заметив меня с собакой, она удивленно улыбнулась и украдкой вытерла глаза. Вообще-то собаку я обычно выгуливал совсем в другом месте, но, прослышав, что Пит пригласил Джулию прокатиться в город, изменил маршрут.
— Джулия! — воскликнул я, разыграв изумление. — Что ты здесь…
— Он меня кинул, так что просто не спрашивай. — Она едва слышно всхлипнула.
Собственно, это я и сам понял. По деревне я слонялся уже больше часа, высматривая смазливую рожу Дюваля. Жил он в большом новом доме.
— Да он такой придурок. Можно я присяду?
Слишком она была юной для одиночества.
— Нельзя.
Разумеется, я сел рядом.
— Так ты что, любишь его?
Пес с комфортом устроился в ногах Джулии. Она вздохнула:
— Уже нет. Ну, если только у него есть хорошее объяснение. А так он типа умер.
Мы рассмеялись. Внезапно из глаз ее брызнули слезы, стремительные, горячие. Пара минут, и вся моя футболка промокла.