В осколках тумана

— Как ты поживаешь? — спрашивает он. — После того как…

— Будешь чай? — перебиваю я, сразу пожалев, что спросила. Потребуется вечность, чтобы чайник закипел, а я не хочу, чтобы дети вернулись в ночи. Кроме того, нам придется вести неловкую беседу, прихлебывая обжигающий чай и пуская камешки по поверхности светской беседы, только бы не сказать того, что нужно сказать. Слишком поздно для слов. — У меня все хорошо, спасибо. О Грейс пока никаких новостей нет.

Марри задумчиво кивает:

— Да, чай — это здорово. — Он встает спиной к огню и обращается к моей матери: — Мэри… — Он не знает, что еще сказать. — Как вы?

Мамин взгляд уткнут в колени Марри. Она не отвечает, только чуть сглатывает и моргает. Я прохожу мимо них и ставлю чайник на плитку.

— Все по-прежнему, — говорю я. Это неправильно — отвечать за нее, ведь Дэвид советовал обращаться с мамой так, словно она в порядке. — Дэвид… то есть доктор Карлайл регулярно ее навещает.

— А что, доктора и в наши дни ходят к больным на дом? — Марри потирает щетинистый подбородок.

— Ты отращиваешь бороду? — Зря я упомянула о Дэвиде.

— И часто он вас навещает? — не сдается Марри.

— Заходил вчера и обещал быть завтра. — Насыпаю заварку в чайник. В Нортмире не ведают, что такое чайные пакетики. — Похоже, мама рада его визитам.

— А ты?

Я вздыхаю и изображаю на лице усталость.

— Я же не больна, Марри. Мне врач не нужен.

— Ты рада его визитам? — сухо и твердо спрашивает он.

Я невольно опускаю голову.

— Марри, пожалуйста…

Алекс, услышав голос отца, вбегает в кухню и с порога начинает упрашивать сразиться с ним в видеоигру.

— Может, покажешь папе новую игрушку в ресторане? — предлагаю я, радуясь передышке.

— Мы идем в ресторан, вот как? У меня есть четыре часа, чтобы провести их с детьми, и они уже распланированы. Как мило.

— Ну, один час ты потратил, потому что опоздал, — бормочу я.

Марри сдергивает с вешалки пальто Алекса, набрасывает сыну на плечи. На кухне появляется Флора. Она явно рада отцу, хотя и столь же явно грустит оттого, что покидает меня, пускай лишь на пару часов. Ее тоже быстро облачают в пальто.

Они уходят, впустив в кухню порыв ледяного ветра.

— Привезу их в десять, — бросает напоследок Марри таким знакомым небрежным тоном.

— В девять! — кричу я зло.

Остаток вечера молча сижу рядом с матерью и думаю о том, что случилось с моей семьей.

Марри

Могло быть и лучше. Я собирался поцеловать ее, когда вошел в дом, сказать, как замечательно она выглядит, хотя веки у нее опухли, а волосы явно нуждались в расческе. Я думал надеть новые брюки и починить машину. И если бы все прошло хорошо, пригласил бы Джулию присоединиться к нам… Флора показывает, что хочет в туалет.

— Сторожи стол, приятель, — говорю я Алексу. Он уже собрал фрагменты головоломки на подставке.

— Хорошо, пап.

Дело не в том, что она не хотела меня видеть. Я же знаю Джулию. Господи, я знаю ее чуть ли не с рождения! Она почти не смотрела на меня, пялилась на чайник, на пол, на свои ногти. Значит, у меня есть надежда. Обычно Джулия избегает смотреть на то, что хочет получить. Следовательно, она хочет меня.

Размышляю об этом и улыбаюсь. Флора выходит из женского туалета.

Помыла руки? — жестами спрашиваю я, она демонстрирует маленькие, еще влажные пальчики.

Мы возвращаемся к столу. Пицца недурна, но ем я машинально. Для Алекса колбаска пепперони чересчур острая, и я отдаю ему половину своей пиццы. Прошу сына еще раз перечислить, что на прошлой неделе подарил ему Санта, и он с удовольствием рассказывает о подарках, к которым я не имею отношения. Под конец сын заявляет, что Санта-Клауса не существует и нечего считать его ребенком.

Флора нетерпеливо требует ванильного мороженого, и когда его приносят — потому что я не в силах ей отказать, — выясняется, что у мороженого те же цвет и запах, что и у ее волос, и я вспоминаю, какой она была в младенчестве и сколь сладкой и цельной была тогда жизнь.

— А что случилось с той девочкой, которую мама нашла на лугу? — Алекс с рекордной быстротой расправился с шоколадным мороженым.

— С Грейс Коваттой?

Какой смысл скрывать имя? Оно во всех газетах. В деревне Уизерли, если кто стукнется головой, уже большая новость, так что сейчас местные жители пребывают в упоении. Спустя пару часов после того, как Джулия обнаружила девочку, журналисты разбили лагерь вдоль слякотных обочин деревни, и спутниковые тарелки, обращенные к небу, торопливо принялись рассылать шокирующую весть. Минуло несколько дней, но в «Трех подковах» по-прежнему торчат репортеры, охочие до информации и домашней стряпни.

— Ее избили, приятель. Но она выздоровеет.

— А кто на нее напал?

— Полиция старается это узнать. — Мне не хватает слов, чтобы объяснить одиннадцатилетнему мальчику смысл жестокого нападения.

— Но как они узнают?

Алекс мечтает стать полицейским, когда вырастет, — как дядя Эд.

— Они проведут криминалистическую экспертизу. Допросят девочку. Обыщут территорию.

Довольно. Я видел, как случившееся подействовало на Джулию, и не хочу вмешивать сына, каким бы взрослым он ни пытался казаться.