Матросы видели, что командир не белоручка. Руководя авральными работами, он показывал, как надо из каждой щелки удалять грязь, как смывать каустиком въевшуюся сажу и драить палубу.
За десяток лет плавания грязи на буксирном пароходе накопилось столько, что ее выгребали лопатами и выносили из трюмов полными лоханками.
Все внутренние помещения на очищенном и отмытом «Пеликане» матросы покрасили светлыми красками, а борта и надстройку — шаровой, под серо-свинцовый цвет балтийской волны. И вот, когда буксир засверкал чистотой, на нем торжественно подняли военно-морской флаг и стали готовиться к походу.
В дни авральных работ вся команда «Пеликана» жила в казарме на берегу Невы. Теперь ее нужно было разместить в тесных помещениях буксирного парохода. И тут выяснилось, что м
Об офицерской кают-компании, конечно, и думать не приходилось. Столовую устроили под тентом на верхней палубе. А камбуз оказался столь крошечным, что кок с трудом протискивался в него и мог работать лишь при открытых дверях.
И все же, несмотря на все неудобства новой жизни, в Кронштадт пеликановцы пошли в приподнятом настроении.
Рулевые буксира прежде плавали по рекам, ориентируясь по береговым створам и бакенам. До этого похода им не приходилось иметь дела с компасом, поэтому они поглядывали на него с некоторой опаской и недоверием.
Под разведенными невскими мостами они проходили ночью, а в морской канал вышли на рассвете. Залив слегка туманился. Не было видно ни берегов, ни Кронштадта.
«Куда же теперь?» — растерялся рулевой. Он не понимал, чт
Командир, стоявший рядом на мостике, сообщил, какой курс следует взять по компасу. Но для рулевого это был набор непонятных слов. Корабль у него стал выделывать такие зигзаги, что в любую минуту мог выскочить на отмель или сесть на камни.
Чарикову пришлось самому стать за руль и тут же в рубке учить речника, как пользоваться компасом.
В Кронштадт они все же пришли благополучно. Здесь корабль принял на борт снаряды, патроны, глубинные бомбы, дымовые шашки, несколько тралов с буйками, змеями, отвесами. В общем, нагрузился так, что еще больше стал походить на нелепейшего представителя водоплавающих птиц — пеликана. Однако это не помешало ему пойти на опробование своего оружия с группой тихоходных тральщиков.
Начались круглосуточные боевые учения в море. Дела на «Пеликане» шли неплохо. Все люди учились старательно и к службе относились со строгостью военных моряков. Только командир отделения, сигнальщик Абашкин, иногда подводил команду.
Несмотря на маленький рост и забавную внешность — на широком щекастом лице виднелся крошечный нос-пуговка, — он оказался человеком тщеславным: одевался всегда франтовато, лихо надвигал на правую бровь мичманку и на мостике стоял, выпятив грудь.
Если семафорили «Пеликану» с какого-нибудь корабля, Абашкин величественно прикладывал к глазам бинокль и обращался к своему матросу.
— А ну, товарищ Кукин, поймете ли вы, что там пишут?
Разбитной сигнальщик Кукин, прищурившись, вглядывался в далекое мелькание флажков и бойко докладывал старшине о передаваемом тексте.
— Вроде как правильно, — одобрительно басил Абашкин. — А теперь, для практики, отмахните-ка им ответ.
И сигнальщик «отмахивал». А старшина с гордым видом поглядывал на всех: «Смотрите, какого я чудо-сигнальщика воспитал».
Но когда Кукина не оказывалось вблизи, а на тральщике необходимо было принять семафор, то у Абашкина обязательно начинали слезиться глаза и запотевали стекла бинокля. Он пыхтел и ворчал на плохую видимость до тех пор, пока командир или его помощник не прочитывали запрос сами. Если требовался срочный ответ, то Абашкин с готовностью произносил:
— Есть!
И начинал с невероятной быстротой отмахивать флажками несусветную чепуху. Его, конечно, не понимали на других кораблях и требовали у командира: «Снимите с мостика эту ветряную мельницу».
Абашкин же с обиженным видом и не без нахальства оправдывался:
— Я не могу медленно работать, у меня горячий характер. Пусть учатся быстрей читать.
— Этак придется для вас весь флот переучивать,— заметил Чариков и, чтобы проверить сигнальщика, предложил ему пройти на нос корабля и как можно медленнее передать флажками: «Нахожусь на минном поле, не подходите ко мне».
— Сегодня мне трудно работать. Что-то с левой рукой... до половины только поднимается, — начал отговариваться Абашкин. — Ревматизм, видно.
А когда военком взял его в оборот, то выяснилось, что старшина до войны даже флажков в руках не держал, а был коком при школе, выпускавшей сигнальщиков. Уйдя с нашивками старшины в запас, Абашкин запутал в райвоенкомате какого-то писаря и сам произвел себя в специалисты сигнального дела.
Старшине пришлось все сигнальное хозяйство сдать Кукину, а самому принять камбуз с лагунками, кастрюлями и сковородками. И тут выяснилось, что он умеет приготовлять удивительно вкусные блюда.
Пообедав, командир с военкомом вызвали к себе кока.