В открытом море(изд.1965)-сборник

Приятель был назойлив, и Сеня, вскипев, откинул одеяло и повернулся к нему лицом.

— Познакомился. Что еще! Не мешай спать.

— Познакомился, значит? — злорадствуя, переспросил Восьмеркин. — А за что же она тебя так разукрасила?

— Это когда я по лестнице, — залепетал Чижеев несвязно. — Ногой за щетку… о косяк двери ударился и…

— И с полки корзина с кулаками свалилась, — договорил за него Восьмеркин. — Все ясно, Сеня. Что-то врать ты стал, и водкой от тебя разит. Буянил где-нибудь?

Восьмеркин нашел бутылку с примочкой, понюхал ее и не на шутку обозлился.

— Ну что ж, гуляй да пьянствуй! А я дружбу с тобой кончил.

Степан даже не пожелал слушать оправданий друга. Толкнув ногой дверь, он выбежал на площадку лестницы.

— Ну и шут с тобой! — крикнул вдогонку Сеня. — Не очень-то я плакать буду.

Этим дело не кончилось. На судостроительной верфи тоже заподозрили Чижеева в дебоширстве.

— На вид тихий да маленький, а какой драчливый! — удивлялись товарищи.

И стоило Сене намекнуть на занятия боксом, как его подняли на смех. Все почему-то считали, что боксерами могут быть только верзилы с бычьими шеями и квадратными подбородками.

Затянувшаяся ссора с Восьмеркиным заставила Сеню все вечера проводить у тренера, чему тот был очень рад. Ученик оказался, на удивление, способным. Он с первого показа перенимал приемы и с такой ловкостью постигал тайны кулачного боя, что Виктору Михайловичу, или Тремихачу, как его сокращенно называли боксеры, стало не под силу тягаться с «мухой».

Тренеру пришлось на тренировках выставлять против Чижеева молодых «петушков». Но и их Сеня выматывал невообразимым темпом боя. Сердце у него работало, как мотор: не выдыхаясь, он мог молотить кулаками чуть ли не с быстротой пневматического молотка.

Видя, что «мухой» можно будет щегольнуть на соревнованиях, Тремихач ускоренными темпами тайно готовил Чижеева к решающему дню.

От частых товарищеских боев на ринге синяки почти не сходили с Сениного лица. И это не на шутку обеспокоило комсомольскую организацию. Секретарь комитета вызвал к себе Восьмеркина и спросил:

— Знаешь ли ты, что твой друг, один из лучших комсомольцев-производственников, пьянствует?

— Знаю, — мрачно ответил Степан. — Я с ним поэтому не разговариваю, в ссоре мы.

— Очень остроумно придумал! Я должен предупредить… Бюро этого не потерпит. Предлагаю тебе немедля прекратить ссору и ликвидировать позорное явление. Понятно? — безапелляционно заявил секретарь комитета. — Иначе мы обоих вытащим на общее собрание и взгреем по первое число.

Восьмеркин, не зная, как взяться за столь деликатное дело, решил клин вышибать клином. Он купил колбасы, огурцов, пол-литра водки и явился к Сене, как нарочно, в тот день, когда были назначены общегородские соревнования по боксу.

Сеня лежал на койке и отдыхал.

— Голова болит, Сеня? — соболезнующе спросил Восьмеркин и, к ужасу Чижеева, вытащил из кармана водку. — У меня для тебя лекарство. Только я прошу, Сеня, не уходи ты сегодня никуда… выпей при мне.

Чижеева передернуло от одного вида водки, и он отставил бутылку в сторону.

— Вот что, Степа, — сказал он Восьмеркину. — Ты здесь посиди немножко, а я скоро вернусь.

— Не-е, Сеня, никуда я тебя не отпущу. Ты очень буйный, когда выпьешь. Не зря я дверь запер, ключ-то — вот он.

И Восьмеркин вытащил ключ из кармана.

— Дай его сюда.

— Нет, — ответил Восьмеркин.

Объяснения не помогли, — ни одному слову приятеля Восьмеркин не поверил. Не желая опаздывать на соревнования, Чижеев решил силой отнять от него ключ, но с Восьмеркиным ему трудно было справиться: тот гоготал и отталкивал его от себя, как котенка. Нелепая борьба в конце концов обозлила Сеню. Он вытащил из чемоданчика боксерские перчатки и с решительным видом начал натягивать их на руки. Это еще больше развеселило Восьмеркина.

— Смотри ты, всамделишные боксерские рукавички имеет. А ну, вдарь рукавичкой!

— Я с тобой не шучу, мне на соревнования надо, — строго сказал Чижеев, — последний раз спрашиваю: отдашь ключ или нет?

— Нет, не отдам, — сказал Восьмеркин и щелкнул Сеню пальцем по лбу.

Разъяренный Чижеев осыпал его ударами. Но они как-то странно подействовали на его огромного приятеля: он присел и, схватившись за живот, загоготал, взвизгивая. Это уже было издевательством над боксерскими способностями Сени. В обиде Чижеев двумя резкими ударами снизу приподнял восьмеркинский подбородок и, используя вес тела, нанес «крюк» справа…

Восьмеркин сразу умолк и повалился на бок.

Повергнув приятеля в нокаут, Чижеев растерялся. Он не знал, как приводят в чувство, и поэтому в испуге начал трясти друга и приговаривать:

— Носом дыши, Степа… носом…

А тот лежал, словно мертвый. В это время в дверь постучали.

Сеня торопливо достал ключ из восьмеркинского кармана и открыл дверь. Перед ним стояла Нина.

— Что же ты? — набросилась она на Чижеева. — Отец волнуется. До начала осталось тридцать минут.

— Я Степу нокаутировал, — сказал Чижеев.

— Какого Степу?

— Да вот — приятеля. Он не пускал меня и… и напоить хотел.

— Тогда так ему и надо, — сказала девушка. — Бери свои перчатки и — скорей в машину. Она внизу. Я сама им займусь.