В день выхода в океан мы убрали с палуб все лишнее и закрепили то, что могло быть смыто волной. Нам предстояло пройти самое бурное место на земном шаре: сороковые широты, где сливаются два океана — Индийский и Атлантический. Здесь сама природа создала могучий ветровой «барьер», не пропускающий потоки антарктического воздуха в тропики, а тропического тепла — к полюсу. Моряки всего мира называют эти широты «ревущими сороковыми».
И действительно, как только мы миновали мыс Доброй Надежды, сразу же засвистел ветер, гнавший «барашки» по морю; потом он завыл, вздымая высокие волны, а ночью заревел, как ревет стадо взбесившихся быков, и не смолкал три дня. Нас заливало. На ходовом мостике невозможно было стоять. Казалось, что суда флотилии шли в сплошной пелене брызг и не двигались вперед, а толклись на одном месте, то вздымаясь на вершины водяных гор, то исчезая в провалах между ними.
Паво Рейерсен все эти дни постился: ничего не брал в рот и молился. По поверью старых норвежских китобоев, преисподняя находится где-то рядом с сороковыми широтами. Поститься старику было не трудно, так как и не набожные люди в эти штормовые дни на еду не могли смотреть.
Только на четвертые сутки ветер немного стих и над бушующим океаном показалось мутное солнце.
— Прошли! — сказал уже плававший в сороковых широтах боцман. — Завтра льды увидим.
На другой день утром мы увидели плывущий навстречу сверкающий на солнце айсберг — ледяную глыбу, походившую на полуразрушенный хрустальный замок.
Наша китобойная база легла в дрейф и по радио известила, что можно начинать охоту.
Все капитаны китобойцев с нетерпением ждали этого сигнала; они прибавили скорость и, рассыпавшись по кругу, отправились на поиски китов.
Я спросил Паво Рейерсена, куда лучше взять направление. Он зачем-то взглянул на небо, на воду, на свой хронометр и буркнул:
— Зюйд-вест.
Федя Яшкунов, надев ватные брюки и полушубок, взобрался для наблюдений в «воронье гнездо» — так у нас называется бочка, закрепленная на вершине передней мачты. Но старик сразу же запротестовал:
— Ваш марсовый не отличит блювала от кашалота, а фонтана, выпущенного китом, — от всплеска. Снимите его. Наблюдать будет мой помощник.
Нас предупредили, что во время охоты все люди, находившиеся на китобойце — начиная от капитана и кончая кочегаром, — подчиняются распоряжениям гарпунера. Китов, правда, еще не было видно, но по пустякам не стоило ссориться со стариком. Я приказал Феде спуститься вниз. Его место в «вороньем гнезде» занял норвежец и в бинокль стал внимательно всматриваться в поверхность океана.
Я подозвал к себе обиженного Яшкунова и шепнул ему:
— Не надувай губы, а лучше поглядывай да запоминай, по каким приметам они ищут китов и как опознают их по фонтанам.
— Есть запоминать! — по-военному ответил Федя и остался на верхней палубе.
Китобоец часа два бороздил зеленоватые волны пустынного океана. Но вот нас настигли две небольшие птицы, белые, как морская пена.
«Снежные буревестники? — догадался я, увидев их черные клювики, — предвестники близких льдов». Подумав об этом, я обернулся к Рейерсену. Старик сделал вид, что птицы его не интересуют, но время от времени косил глазом, наблюдая за их полетом.
Когда легкие и быстрые буревестники скрылись из виду, гарпунер неторопливо закурил короткую трубку-носогрейку, вытащил из кармана какую-то книжицу, полистал ее, отвернувшись от меня, затем взглянул на небо, на свой хронометр и вдруг, засуетившись, потребовал изменить курс. И я понял, что он направляет судно по тому же направлению, куда улетели белоснежные птицы.
Через некоторое время вдали показались айсберги и блинчатые льдины, над которыми вились чайки.
Ольсен из «вороньего гнезда» крикнул, что он видит фонтаны веселых китов. В указанном направлении я заметил три белых облачка, возникших над водой. «Что за веселые киты? — недоумевал я. — И как норвежец издали узнал их породу?»
Старик по узкому мостику, перекинутому от ходовой рубки на палубу, поспешил к гарпунной пушке.
Дав полный ход, я приказал рулевому следить только за сигналами гарпунера.
В пяти или шести кабельтовых от нас из воды выпрыгнул толстый кит с полосатым брюхом. Взмахивая, как крыльями, плавниками, он пролетел некоторое расстояние и шумно шлепнулся, вздымая каскады брызг.
По соседству с резвящимся китом плавали еще два животных той же породы. Выпуская невысокие фонтаны, они то исчезали под водой, то снова показывались. Готовясь нырнуть, эти киты так круто выгибались, что их спины высовывались из воды.
«Веселые киты!» — сообразил я и сразу вспомнил все, что читал и слышал о них. Животные любопытны и не трусливы. Плавают чаще всего парами. Догнать их не трудно. Самки очень привязаны к китенышам, а самцы никогда не покидают в беде самок. Поэтому «веселых китов» много истреблено китобоями. Мы, видимо, наткнулись на самца, самку и взрослого детеныша.