В открытом море

И он, получив полную свободу выбора, моментально растаял; к счастью, впереди у них было несколько часов для себя, поскольку девочки еще не вернулись из школы, и все это время они могли провести наедине. И никакие беды, никакие горькие чувства, когда-либо владевшие Ненной, не смогли бы затмить то счастье, которое бурным потоком на них обрушилось, похожее на могучую реку со всеми ее течениями и водоворотами, прямо под ними несущую свои воды к морю.

Похоже, все дело разваливалось на глазах к великому разочарованию защиты, которую в конце концов оказалось почти невозможно отличить от обвинения. Для мирного разрешения конфликта было нужно совсем немного, и все же слово «конфликт» уже предполагало две несговорчивые стороны, а в данном случае оба – и Ненна, и Эдвард – отличались еще и застенчивостью. Не соответствовало истине и то, что, как утверждали их «беспристрастные» обвинители, они оба предпочитают существовать в атмосфере постоянного кризиса. На самом деле им обоим был нужен мир; оба частенько вспоминали те мгновения своей мирной совместной жизни, которые были им особенно дороги и в которых они как бы вновь обретали дом и спасение.

Когда Ненна не чувствовала себя дающей свидетельские показания в суде, ей порой представлялось, что она готовится к визиту инспекционной комиссии, заранее предупредившей ее о своем возможном появлении, причем в составе этой комиссии могут оказаться и Эдвард, и его мать, и некий представитель власти, куда более высокой, чем первые двое, – Ненне в таких случаях оставалось только надеяться, что их визит придется на время отлива, – и эта комиссия попытается определить, в чем она и ее дети могут реально нуждаться. Будучи решительно настроенной ни в коем случае не завалить это испытание, Ненна заставляла себя не думать о муже, заглушая все подобные мысли повседневными заботами, тщательной полировкой судовой «меди» и мытьем палубы. Ей хотелось, чтобы палуба постоянно была чиста, дверные петли подтянуты, Страйпи убрана с глаз долой, и, самое главное, девочки опять регулярно посещали школьные занятия.

– Вы ведь пойдете в школу в понедельник? Обе, да, Марта?

Марта, как и ее отец – и, что удивительно, как Ричард, – не считала необходимым что-то выдумывать. Подняв на мать темно-карие мрачноватые глаза, она решительно заявила:

– Я пойду – и Тильду с собой возьму, – только когда ситуация там вновь станет нормальной.

– Значит, вскоре к нам снова заявится отец Уотсон.

– Вряд ли, мам. В прошлый раз он так оступился на сходнях, что чуть в воду не упал.

– Господи, как я устала без конца извиняться!

– Лучше бы ты всегда говорила правду, мам.

Но каким образом сделать эту правду приемлемой? Ведь Тильда и впрямь совершила целую череду недопустимых проступков, а это довольно часто случалось при ее безалаберном отношении к жизни. Например, в ответ на требование монахинь немедленно закончить вышивание крестиком прихватки для чайника, якобы предназначавшейся в подарок отцу, Тильда заявила, что никогда в жизни не видела, чтобы отец брал в руки чайник, и вообще папочка давно от них уехал.

На самом деле Тильда почти сразу потеряла те шесть квадратных дюймов полотна, что были выданы ей, как и всем остальным ученицам, для изготовления прихватки. Марта об этом, разумеется, знала, но сестру ни за что бы не предала.