В отсутствие начальства

Банкир всплеснул руками. По мере изложения его лицо стало наливаться кровью так, что Алексей Николаевич забеспокоился. Хватит ему удара Короновского… Он предложил собеседнику воды, но тот отмахнулся:

– Продолжайте! Стыд и срам, если все это правда…

Дослушав до конца и узнав, что оценщика надо срочно отправить в уезды, Беланович заявил:

– Сделаю все, о чем вы просите.

– Только надо отослать пана так, чтобы он ничего не заподозрил.

– Он регулярно выезжает на осмотр предметов залога, так что не заподозрит. Сколько дней вам нужно, чтобы его не было в городе?

– Хотя бы три-четыре.

Управляющий задумался:

– Скоро именины государя, неприсутственный день. Люциан Болеславович может вернуться.

– А вы отошлите его подальше, – посоветовал губернатор.

– Могу и в Витебскую губернию пульнуть, мы там тоже ведем операции.

– Как считаете, Алексей Николаевич, – спросил Кобеко, – может, действительно пульнуть подозреваемого далеко и надолго?

– Больше чем на неделю не следует, Дмитрий Дмитриевич.

Банкир удрученно молчал, потом встал:

– Приходите ко мне завтра к концу дня, господин Лыков. Зараковский в это время уже будет в пути. Мы все обсудим, и я дам вам возможность ознакомиться с его бумагами. Он служит оценщиком в обоих банках, но кабинет его находится в Дворянском земельном.

– Василий Арсеньевич, а другие поляки там есть?

– Вы опасаетесь? – сразу догадался финансист.

– Да, у них большая взаимовыручка.

– Хм… Я не подумал. И правда, в Дворянском банке служат господа Следзевский и Польский-Шипилло, они приятели с Зарако-Зараковским.

– Это фамилия такая – Польский-Шипилло? – удивился губернатор.

– Да, он непременный член правления, уважаемый человек, состоит в чине надворного советника.

– Зараковский тоже имеет классный чин? – испугался Лыков. – Тогда следователь семь раз подумает, прежде чем даст разрешение на его арест.

– Нет, он служит по вольному найму, – успокоил его Беланович. – Ах, Люциан Болеславович, Люциан Болеславович… Какой будет позор на нашем учреждении, когда все всплывет. Скажите, а нельзя провести все как-нибудь без огласки? Секретно, тихим макаром?

Лыков уверил статского советника, что скандал не нужен и полиции, тем более поляк подозревается еще и в шпионаже. При слове «шпионаж» финансист окончательно скис. Губернатору пришлось отпаивать его чаем. Наконец Беланович успокоился и заявил:

– Уволю эту дрянь сразу, как вы мне разрешите. Делайте с ним, что положено в таких случаях. Мне же предстоит трудное объяснение с Петербургом. Хорошо еще, что по вольному найму… Так ведь и в отставку недолго вылететь!

– Вам на него поступали сигналы? – продолжил расспросы сыщик, воспользовавшись тем, что банкир передумал уходить. – Судя по заявкам, он творит махинации два года как минимум.

– Увы, господин Лыков… Если бы вы знали, как туго идет дело с земельными операциями. Покупателей мало, а продавцов пруд пруди. Люди с деньгами неохотно покупают отводы. Тем более здесь, в Смоленской губернии.

– Чем же так плоха наша губерния? – обиделся Кобеко.

Беланович пояснил:

– Вы, ваше превосходительство, начальником здесь только три месяца, четвертый пошел. И, видимо, не до конца понимаете специфику. Губерния у вас в подчинении особенная. Помните, сколько в ней населенных пунктов? Четырнадцать тысяч! Причем большинство мелкие, незначительные. Всего восемь слобод и пятьсот шестьдесят сел, а остальное – хутора, выселки, фольварки… Густо рассыпаны: одно селение на три с небольшим квадратных версты. Число жителей в среднем девяносто семь человек на селение. Как говорится, шагу ступить некуда. А земля худая, плохо кормит, поэтому многие занимаются отхожими промыслами…

– Точно, – обрадовался непонятно чему Кобеко. – Мне вчера подали цифры в самах. Вот, Алексей Николаевич, взгляните.

Сыщик взял предложенную ему бумагу и прочитал: урожайность пшеницы сам четыре и две десятых. Не лучше было и с другими культурами: овес – сам три, рожь – сам три и четыре десятых… Хуже всех родила гречиха – сам две и шесть десятых.

– Вот потому у нас так плохо со здоровьем новобранцев, – не унимался губернатор. – Средний рост – меньше пяти вершков, по-новому – сто шестьдесят три сантиметра. Освобождение от воинской службы получает каждый пятый, а отсрочку по невозмужалости – вообще каждый третий!

Управляющий дал губернатору высказаться и продолжил:

– Так вот, земля худородная, и потому многие кормятся отхожими промыслами. Юхновские землекопы и дорогобужские каменщики известны по всем центральным губерниям. Из Гжатского и Сычевского уездов многие работают на московских мануфактурах. Из Рославльского уезда каждую весну едут в область Войска Донского, где нанимаются на металлургические заводы или на шахты.

– К чему вы нам это рассказываете? – попытался остановить финансиста сыщик.

– К тому, что оно имеет отношение к банковским операциям. Четырнадцать тысяч населенных пунктов, и в каждом земля в чьей-то собственности, а надел мал, урожаи дрянь, приходится выживать. И норовит такой хозяин, если он не в общине, землю продать или хотя бы заложить. Началось это, как вы помните, восемьдесят три года назад…