В отцов

Наташа вспыхнула и положила голову на плечо Столетова. Маня Охлопова широко открыла глаза, а потом бросилась, зараз обняла и Столетова, и Наташу и по очереди поцеловала их обоих в щеку.

— Вот это хорошо! А я молчала и мучилась за Наташу. Ведь, я знала, как трудно будет ей в Петербурге, сколько придётся перенести, а теперь, как это хорошо! Я никогда не думала, что ваши родные согласятся…

Наташа подняла голову, Столетов как-то невольно отстранил её от себя.

— Ну, старики об этом ещё нескоро узнают; у всякого свои убеждения, и мне заставить их смотреть на эти вещи моими глазами трудно.

Эта необдуманная фраза была каплей холодной воды, упавшей на общее возбуждение. Все стали прощаться.

— Так я, Алексей, завтра зайду к тебе, и мы вместе съездим к тому священнику; я хотел бы кончить дело, пока вы здесь.

Охлоповы ушли, Наталья Андреевна закрыла за ними дверь, вернулась в зал, где Столетов стоял лицом к открытому окну и барабанил пальцами по подоконнику.

— Стёпа, — она тронула его за плечо, — Стёпа, неужели ты делаешь это по принуждению?

Он обернулся к ней с весёлым лицом:

— Конечно, по принуждению, только принуждает-то меня к этому то, что я тебя люблю. Как я ни верчу, что ни думаю, а понимаю только одно, что расстаться с тобой я не в силах! — он горячо обнял её и поцеловал. — Вечером поедем кататься на лодке?

— Поедем.

* * *

На другой день Столетов ушёл к Охлопову устраивать дело. Наталья Андреевна осталась одна и, наказав прислуге не беспокоить себя, тоскливо ходила из угла в угол, раздумывая всё об одном и том же.

Ей было больно и унизительно, что она не могла поставить человека, которого любила, на одну точку зрения с собой, отступиться от того, что она высказывала, она не могла, не из упрямства, а из глубокого убеждения, что невенчанная она жить со Столетовым не могла бы по истечении нового курса. Было слишком ясно, что возвращаться на родину с любовницей — немыслимо; женатый он, может быть, разочаровал бы надежды свах и маменек, но, приехав с сожительницей, вызовет всю лицемерную нравственность окружающих и сразу создаст себе невыносимо фальшивое положение. Тут не поможет ни любовь, ни собственное достоинство, ни убеждение. Это было так ясно, что даже и Столетов не нашёл в себе силы солгать ей, что и после трёх лет жизнь их не переменится. Для этого ему надо было бы отказаться от того, что всегда составляло его заветную мечту: от деятельности на родине, от возвращения в свою родную семью. Ей надо было молчать, всё это знать в душе, молчать и ехать в Петербург, решившись пожертвовать ещё три года своей жизни для счастья и спокойствия Столетова, словом, — «вынянчить его окончательно», как иронически подсказалось у неё в душе и — разойтись.

На это у неё не хватило сил, значит нет уже той не рассуждающей, слепой, беззаветной любви. Значит, нет! — Она сжала голову руками, постояла минуту и заходила снова, а мысли продолжали работать.

«Но, ведь, у меня и никогда не было к нему этой безумной любви; зато всё моё сердце полно верной, глубокой привязанности, привязанности жены к мужу, которая чувствует себя частью его, кроме того, — я устала. Устала от нелегального положения, от тысячи мелких уколов при найме квартиры, прописки паспорта, договора с прислугой, при каждом новом знакомстве, всё это так пошло и так ужасно тяжело. Нет, или снова быть одной, безо всякой тайны и безо всякой любви выйти на одинокую, холостую дорогу, взять к себе сына и покончить со всей личной жизнью, или быть женой любимого человека, снова стоять на твёрдой законной почве, занимать место в обществе, иметь родных, семью»…

Всё это ясно и много раз высказывала она за это время Столетову, а он понимал только одно, что для того, чтобы обладать этой женщиной, надо было жениться на ней, иначе она от него уходила. Она — это не была Наташа, с её умом, сердцем и страстным желанием определённого смысла жизни, а это была только его любовница, красивая женщина, к ласкам которой он привык, и расстаться с которой теперь он не хотел ни за что на свете. Неужели же он смотрит на этот брак как на плату, которую она требует за продолжение своей любви? Неужели?

* * *

Столетов вернулся от Охлопова спокойный и даже весёлый. При первых же словах Наташи, выражавших всё, что она передумала утром, он ласково закрыл ей рот рукой и просил не говорить больше ни о чём.