В ожидании

— Передайте Динни, — продолжал Эдриен, — что Хилери почти наверное сможет приютить вас. Отправляйтесь к нему; тогда я буду знать, где вас искать в случае необходимости. А вы не из трусливых, юная леди!

— Пустяки! До свидания!

Джин сбежала вниз по лестнице. Эдриен услышал, как захлопнулась входная дверь, и неторопливо спустился в столовую. Ферз стоял у окна, наблюдая за отъездом девушек. Он круто повернулся, как человек, привыкший, что за ним следят. Изменился он мало: похудел, осунулся, волосы поседели чуть больше — вот и всё. Одет, как всегда, опрятно, держится подтянуто, только глаза… О, эти глаза!

— Конечно, — с жутким спокойствием начал. Ферз, — вы не можете не жалеть меня, но предпочли бы видеть меня мёртвым. Кто бы не предпочёл! Человек не должен терять рассудок! Но не надейтесь напрасно, Черрел, сейчас я вполне здоров.

Здоров ли? Судя по виду — да. Но какое напряжение он способен вынести?

Ферз заговорил снова:

— Вы все рассчитывали, что я окончательно свихнулся. Однако месяца три назад я начал поправляться. Как только заметил это, стал скрывать. Те, кто за нами смотрят, — он произнёс эти слова с предельной горечью, хотят таких доказательств нашей нормальности, что мы никогда бы не выздоравливали, если бы всё зависело только от них. Это, видите ли, не в их интересах.

Горящие глаза Ферза, устремлённые на Эдриена, казалось, добавили: «И не в её, и не в твоих».

— Так вот, я все скрывал. У меня хватило силы воли скрывать все в течение трёх месяцев и оставаться там, хотя я был уже в здравом уме. Только в последнюю неделю я показал им, что отвечаю за себя. Но они выжидают куда больше недели, прежде чем сообщить об этом домой. Я не хотел, чтобы они писали домой. Я хотел явиться прямо сюда, показаться таким, какой есть. Не хотел, чтобы они предупреждали Диану или ещё кого-нибудь. Я хотел увериться в себе и уверился.

— Ужасно! — чуть слышно вымолвил Эдриен.

Горящие глаза Ферза снова впились в него.

— Вы любили мою жену, Черрел, и сейчас любите. Так ведь?

— Мы остались тем, чем были, — друзьями, — ответил Эдриен.

— Вы сказали бы то же самое, если бы даже было не так.

— Вероятно. Могу утверждать одно — в первую очередь я обязан думать о ней, как делал всегда.

— Вот, значит, почему вы здесь?

— Боже милостивый! Да неужели вы не понимаете, какое это для неё потрясение? Неужели вы забыли, какую жизнь ей создали до того, как попасть в лечебницу? Или думаете, она забыла? Не лучше ли и для неё и для вас, если бы вы сначала отправились ко мне, ну, хоть в музей, и встретились с ней там?

— Нет, я увижусь с ней здесь, в моём собственном доме.

— Здесь она прошла через ад, Ферз. Вы, может быть, и правы, что скрывали своё выздоровление от врачей. Но вы безусловно неправы, когда собираетесь ошеломить этим её.

Ферз весь напрягся.

— Хотите спрятать её от меня?

Эдриен опустил голову.

— Возможно, что и так, — сказал он мягко. — Но послушайте, Ферз, вы и сами не хуже меня видите, какое положение создалось. Поставьте себя на её место. Представьте себе: вот она входит, — это может произойти каждую минуту, — и неожиданно видит вас, не зная о вашем выздоровлении, не успев свыкнуться с мыслью о нём да ещё помня, каким вы были. На что вы обрекаете себя, идя на такую возможность?

Ферз застонал.

— А на что я обреку себя, отказываясь от единственной возможности? Вы думаете, я ещё кому-нибудь верю? Попробуйте поживите так сами четыре года! Тогда поймёте. — Глаза Ферза засверкали. — Попробуйте, каково, когда за вами следят, когда с вами обращаются, как с озорным ребёнком. Последние три месяца я был совершенно нормален и насмотрелся, как со мной обращаются. Если уж моя собственная жена не примет меня таким, как я есть, — здоровым человеком в человеческой одежде, кому я ещё нужен?

Эдриен подошёл к нему:

— Успокойтесь! Вот тут-то вы и заблуждаетесь. Она одна видела вас в самое тяжелое время. Поэтому ей и будет тяжелей, чем другим.

Ферз закрыл лицо руками.

Посерев от волнения, Эдриен смотрел на него, но, когда Ферз снова открыл лицо, не смог вынести его взгляда и отвёл глаза в сторону.

— И люди ещё рассуждают об одиночестве! — выкрикнул Ферз. — Сойдите разок с ума, Черрел. Тогда вы поймёте, что значит быть одиноким до конца ваших дней.

Эдриен положил руку ему на плечо:

— Послушайте, друг мой. В моей норе есть свободная комната. Переезжайте туда, поживите со мной, пока все не наладится.

Тень внезапного подозрения набежала на лицо Ферза, взгляд стал испытующим и подозрительным, потом признательность смягчила его, но он тут же посуровел, затем опять смягчился.

— Вы всегда были порядочным человеком, Черрел. Благодарю вас — не могу. Я остаюсь здесь. Даже у зверя есть берлога. Моя — тут.

Эдриен вздохнул.

— Хорошо. Подождём её. Вы видели детей?

— Нет. Они помнят меня?

— Не думаю.

— Знают они, что я жив?

— Да. Они знают, что вы больны.

— Не…? — Ферз прикоснулся рукой ко лбу.

— Нет. Поднимемся к ним?