В ожидании

Домик, который снимала Диана, находился на Оукли-стрит. Эдриен помнил те времена, когда это здание не отличалось никакими индивидуальными особенностями и было населено семейством пожирателей баранины. Однако за шесть лет пребывания в нём Дианы дом стал одним из самых уютных гнёздышек Лондона. Эдриен знал всех разбросанных по высшему свету красавиц-сестёр Монтжой, но самой молодой, красивой, изящной и остроумной среди них была, конечно, Диана, одна из тех женщин, которые, обладая более чем скромными средствами и безупречной репутацией, умеют тем не менее окружать себя такой элегантностью, что возбуждают всеобщую зависть. Все в доме – от двух её детей до овчарки-колли (одной из немногих оставшихся в Лондоне), старинных клавикордов, кровати с пологом, бристольских зеркал, обивки мебели и ковров – дышало вкусом и успокаивало глаз. Такое же спокойствие навевал и весь облик Дианы: превосходно сохранившаяся фигура, ясные и живые чёрные глаза, удлинённое лицо цвета слоновой кости, привычка отчётливо выговаривать слова. Эта привычка была свойственна всем сёстрам Монтжой, унаследовавшим её от матери, урожеанки Горной Шотландии, и за последние тридцать лет, без сомнения, оказана значительное влияние на выговор высшего общества: из глотающего «г» мяуканья он превратился в гораздо более приятное произношение с подчёркнуто выделенными «р» и "л".

Когда Эдриен раздумывал, почему Диана при её ограниченных средствах и душевнобольном муже всё-таки принята в свете, ему всегда рисовался среднеазиатский верблюд. Два горба этого животного воплощали для Эдриена два слоя высшего общества – Знати: между ними, как между двумя половинками прописного З, лежит промежуток, усидеть в котором редко кому удаётся. Монтжой, древний землевладельческий род из Дамфришира, в прошлом связанный с аристократией бесчисленными брачными узами, располагал чем-то вроде наследственного места на переднем горбу – места, впрочем, довольно скучного, так как с него из-за головы – верблюда мало что видно. Поэтому Диану часто приглашали в знатные дома, где важные персоны охотились, стреляли, благотворительствовали, занимались государственными делами и предоставляли дебютанткам известные шансы. Эдриен знал, что она редко принимает такие приглашения. Она предпочитала сидеть на заднем горбу, откуда, поверх верблюжьего хвоста, открывался широкий и увлекательный вид. О! Здесь, на заднем горбу, собралась занятная компания. Многие, подобно Диане, перебрались сюда с переднего, другие вскарабкались по хвосту, кое-кто свалился с небес или – как люди порой называли их – Соединённых Штатов. Чтобы получить сюда доступ, – Эдриен знал это, хотя никогда его не имел, – необходимо было обладать некоторыми способностями в известных вопросах, – например, либо природной склонностью к острословию, либо превосходной памятью, дающей возможность достаточно точно пересказать то, что прочёл или услышал. Если же вы не обладали ни той, ни другой, вам позволяли появиться на горбу один раз – и не более. Здесь полагалось быть индивидуальностью – без особой, разумеется, эксцентричности, но такой, которая не, зарывает свои таланты в землю. Выдающееся положение в любой области – желательно, но отнюдь не sine qua non [4]. Воспитанность – также, но при условии, что она не делает вас скучным. Красота могла служить пропуском сюда, но лишь в том случае, если она сочеталась с живостью характера. Деньги были опять-таки желательны, но сами по себе ещё не обеспечивали вам места. Эдриен замечал, что познания в искусстве, если они высказывались вслух, ценились здесь выше, чем творческий талант, а способность к руководству получала признание, если не проявлялась в слишком сухой и немногословной форме. Бывали люди, которые попадали сюда благодаря своей склонности к закулисным политическим интригам или причастности к различного рода делам. Но главным достоинством считалось умение говорить. С этого горба во все стороны тянулись нити, но Эдриен не знал, действительно ли они управляют движением верблюда, хотя многие из тех, кто дёргал за них, думали именно так.